Сад чародея - Геза Чат Страница 32

— Значит, тебе двадцать восемь.

— Да, двадцать восемь.

Мы замолчали. В горле пересохло от желания. Я сделал глубокий глоток из кружки и поднялся.

— Позволь поблагодарить тебя за гостеприимство, — произнес я и взял две ее маленькие руки в свои.

— Пожалуйста, — ответила она и тоже встала.

Я взглянул в ее милые глаза, которые улыбались и, в то же время, были полны слез, в лицо, которое внезапно приняло неподвижное, почти испуганное, серьезное выражение. Я поцеловал ее губы, закрытые глаза и мягкие красивые руки, полную шею цвета слоновой кости и пряди волос, выбивавшиеся из-под белого платка и источавшие аромат кедра.

Она стояла, ни жива, ни мертва, мягко прикрыв веки под моими поцелуями. Плечи ее дрожали. Затем она плотно сжала веки, как бы спасаясь от невыносимого плотского гнета, как человек, прячущий глаза от яркого солнца. Медленно обняла меня мягкими руками, прижалась прекрасными бедрами и начала покрывать меня жадными, страстными, сладкими поцелуями, вперившись в меня блестящим, до головокружения изменившимся взглядом… о, это было чудесно!..

— А теперь иди, — сказала она и погладила меня по лицу.

— Позволь мне остаться.

— Тебе надо идти, или ты хочешь моей смерти? Чтобы меня забили камнями, а муж мой всю жизнь был покрыт позором? Я хочу жить, вспоминая тебя и то счастье, которое испытала сейчас, на которое не надеялась и которого не ждала от Господа.

— Будь тысячу раз благословенна, — произнес я со слезами на глазах и поцеловал ее маленькие ручки.

— Да сопутствуют тебе счастье и удача, — мягко прошептала она дрогнувшим голосом и поцеловала меня в плечо.

Я встал перед ней на колени, обнял благословенные бедра и поцеловал ее колени.

Затем я вышел из дома. Сердце мое было переполнено, на душе было тяжело и больно, но я был счастлив. Распахнув объятия навстречу закату, я отправился против течения реки. Удалившись на расстояние брошенного камня, я оглянулся. Женщина стояла на берегу, одной ладонью она прикрывала глаза, а другую вытянула в ту сторону, куда ушел я. Пальцы были опущены, как перья раненой птицы, ее пленительные формы напоследок мелькнули в золотой солнечной патине.

— Это последнее, что я помню из своего сна, — сказал Йожи после долгого молчания. — Сегодня я весь день думаю о нем. Та женщина из Египта везде со мной: она видится мне на улице, дома и здесь в кафе. О, моя драгоценная!

Я позавидовал Йожефу, ведь ему приснился чудесный сон.

ЛЕС

Он выпил вино залпом, даже не пошатнувшись при этом. Было ощущение, что необходимо идти как можно скорее, неизвестно только — куда.

Опьянение медленно вытекало из головы. Он поднялся на ноги. Стояла ночная темнота. Он находился в лесу, ужасное чувство паники уже совсем измучило его. Деревья толпились вокруг, и даль — было хорошо слышно — нашептывала что-то.

Страшные планы замыслил против него лес, окутывающий и давящий своей темнотой. Деревья, кусты, трава, цветы — все, словно собравшиеся вместе злодеи, сгрудились вокруг.

— Надо бежать, — подумал он, но быстро понял, что это невозможно. Капли холодного пота стекли по спине. Когда он рассмотрел меж кронами крохотный кусочек звездного неба, решил, что надо взобраться на дерево, просунуть голову между листьями, и как-нибудь так, может быть, сбежать отсюда. Потому что другого пути не было, он-то знал, что лес его просто так не отпустит. Это была западня.

Но он отказался от своего плана. Дерево, по которому он хотел выбраться в чистое, свободное небо, в светлую, свежую ночь, — это дерево тоже было сообщником. Оно бы сбросило его на землю.

Он глотнул воздуха, все еще не желая поддаваться ужасающей неотвратимости, приближение которой неизбежно чувствовал каждой клеточкой своего тела.

— Спокойствие! — приказал он себе.

Гробовая тишина. Он снова встал на ноги — и услышал, как вдалеке в лесу в эту минуту кто-то точно так же тоже поднялся. Он сделал шаг в ту сторону. Ему двинулись навстречу. Он прислушался. Там тоже замерли. Он хотел крикнуть или запеть, но в горле пересохло.

В итоге он вытащил сигарету, закурил, и секунду бездумно наблюдал за желтым огоньком спички. И тут же вздрогнул от ужаса… Тот незнакомец со всех сторон разом наблюдал за огнем, его огнем, но скрывался при этом где-то в глубине между деревьями. И взвился он от негодования, хотел крикнуть: «Передай ему, лес, чтобы убирался отсюда!» Но не закричал, потому что явственно почувствовал, что из этого ничего не выйдет, и победить ему в этом сражении не удастся.

Он послонялся еще туда-сюда, даже не надеясь найти дорогу наружу. С отвращением он вытянул перед собой беспомощные руки. Со лба его тек холодный пот. Он поднял глаза на блестящие звезды, бормоча молитву во спасение, строки которой он смутно помнил с детских лет. Зажигать спички он уже не смел.

Что-то произошло, как ему показалось. Расстояние между деревьями сужалось, как будто лес хотел задушить его. Сзади что-то тихо прошелестело.

— Смерти он моей хочет, — подумал он с отчаяньем, и обернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с неизвестным ужасом. Но этот призрак снова оказался у него за спиной.

— Будто мучают меня, — пробормотал он неуверенно и отер вспотевший лоб.

Слышно было, словно листья перешептываются, а древние деревья тихо обсуждают хитрый, безжалостный план, который они теперь собирались довести до конца.

Он восстал против леса, закричал на него хрипло.

— Лес! Запутаешь ты меня, похоронишь… только… — слова встали ему поперек горла. Тревога заметно вымотала его. Он почувствовал, как ужас носится вокруг с быстротой молнии, подобно падальщику, кружащему над своей добычей.

Внезапно по лесу пронесся ураганный ветер. Было явственно слышно, как кричит темнота — пришел твой конец! И деревья шептали вместе с ней — пришел твой конец.

Он выкинул вперед ладони, чтобы дать лесу отпор. Пустился бежать, тяжело дыша, но не издавая при этом ни звука. Сзади раздавались еле слышные звуки погони.

Он ускорил бег.

— Убегу, убегу, убегу от этого леса, — подумал он. И тут же налетел на ствол огромного дерева. Сжал его изо всей силы обеими руками, желая сотрясти его до корней, вырвать из земли и одержать над ним победу.

Дерево ужасающе заскрипело и начало валиться на сторону. Обрадовавшись, он на четвереньках ринулся к нему, но ствол подмял его под себя, круша своим весом грудную клетку и череп. Из открытых переломов потекла кровь. Лесная почва жадно впитывала ее.

Лес замер в ночи, как преступник. Непроницаемая тишина повисла в листве, звезды попрятались. Ужас возвышался какое-то время над упавшим деревом, изучая холодеющий труп, а после унесся дальше.