Сохрани мою печальную историю... Блокадный дневник Лены Мухиной - Лена Мухина Страница 32

Ночью, часов в 5–6, мы с удовольствием съедаем его и спим до следующего дня.

Сегодня, может быть, мама принесет 300 грамм джема. Это за вторую декаду на обе и за первую на одну карточку. Мама сговорилась с одним дядей взять пополам банку джема в 600 грамм. Вчера мама ушла из театра, а этот дядя остался стоять в очереди, и, если он вчера получил джем, мама сегодня принесет.

Интересно знать, какое «меню» у нас с мамой будет сегодня. Вчера мы имели (как я, так и мама) 200 грамм хлеба. Две тарелки борща. 6 грамм каши из отрубей (3 столовых ложки). 2 тарелки мучного супа, 2 чашки кофе и одну тарелку студня. Как видно, «меню» хорошее. Добавлю, что я легла вчера спать совершенно сытая, мама тоже. Маме обещают на третью декаду дать рабочую карточку.

I Я один, один, один всей квартиры господин. Мама вышла на базар, я поставлю самовар, Я лучины настругаю, заварю их вместо чаю. Хоть еще продуктов нет, приготовлю я обед. Суп сварить не так уж длинно, Будет суп из гуталина. Пять мочалок на жаркое, вот так вкусное второе. «Мяу, мяу, мяу, мяу, — засмеялся кот в углу, — Я охотно ем свинину, мажу лапкой по усам, Но бульон из гуталина кушай сам, кушай сам». II По театрам и кафе ходят люди в галифе. Чтоб совсем как взрослым быть, Галифе мне надо сшить. Живо Дим штанишки снял, Ножницами искромсал. Интересная игра, ой как колется игла. Кот прищурил глаз лукаво: «Мяу, новая забава». А часы, разинув рот, хохотали, как он шьет. Тики-так, тики-так, вот смешно-то как. III Я измазался как чушка, Надо сделать постирушку. Куклу Таню в тазике, а в ведерке Кутьку Выкупал проказник с мылом не на шутку. Котик по полу катался и от смеха задыхался. Дима крана не закрыл, а пока белье он мыл, Затопила все вода, лужа по полу, беда! Замочил котенок лапки, надо вытереть их тряпкой. Киска, надо удирать, вместе лезут на кровать. Испугались тараканы этакой нежданной ванны. С бедным Кутькой, точно плот, стол по комнате плывет. Надвигается потоп. Ищет место Дим посуше, Эй, в окно и в лужу шлеп. Испугал ужасно чушек. IV Бежит бабушка с ведром, дворник Петр с помелом, А кухарка с кочергой сшибла мальчика ногой. Он лежит и воет: «Что ж это такое и за что же в кутерьме Лоб и нос разбили мне?» V Я уеду на трамвае, меня мама не поймает, На подножке покачу, за билет не заплачу. На площадке ой как тесно, но зато как интересно. Ай, какая-то дворняжка в клочья рвет мою рубашку! Песик, песик, не кусай, Без меня уйдет трамвай. Песик, песик, ой, ой, ой, Дим лежит на мостовой. VI Мимо дядя ехал шибко, вез в бочонке деготь. Деготь черный, деготь липкий, Даже страшно трогать. Дядя злющий, бородатый, Конь большущий и косматый. Сделав дяде длинный нос, Дим коня схватил за хвост. Дядя не проехал мимо, Рассердился он на Диму. Диму за ворот схватил, Прямо в бочку посадил. VII Все мальчишки Димку дразнят: Димка черный, Димка грязный. Не хотим с тобой играть, Чтобы рук не замарать. Бедный Дима горько плакал. Вместо слезок деготь капал. Мыли Диму две недели И отмыли еле-еле!!! [24]

Сейчас я была в школе. Один только пустой суп за 11 коп. Девятнадцатого в школу приходить учиться не надо. Нет дров.

20/I-1942 года

Все, что ни стану делать, все валится из рук. Ночью под одеялом строишь столько разных планов, как провести день, но ничего не выходит, повторяю, все валится из рук. Это объясняется действием холода. Днем у нас светло только у окна, а у окна так холодно, что невозможно ничем заняться, руки мерзнут. Хочешь опять так думать, как ночью, ничего не думается. Холод действует ужасно, не только что скрюченными от мороза пальцами ничего в руках не держится, но и все мысли куда-то улетают. Зато ночью мысли в голове с такой лихорадочной поспешностью сменяют одна другую, что я полночи обыкновенно не сплю и ворочаюсь с боку на бок, и нет никакой возможности от них отвязаться. Хочешь не думать и не можешь. А вот сейчас, днем, в голове пусто и ни о чем не думается, хоть плачь. Ничего не хочется делать, лечь? — не хочется. Стоять так и глядеть в одну точку, больше ничего не остается.

Я никогда раньше не подразумевала, что холод может оказывать на человека такое убийственное действие. Вот сейчас я стою и пишу замерзшими пальцами, медленно вывожу букву за буквой, я могла бы сесть, но мне лень сделать лишнее движение. Ноги мои уже, наверно, месяц как не отмерзают. А на улице стоит лютая зима. Зимнее солнце освещает крыши домов.

Завтра траурная дата, годовщина со дня смерти Ленина. Все упорно верят слухам, что завтра будет прибавка хлеба. Я тоже хочу верить, но боюсь. Последнее время нам дают такой роскошный хлеб, и в мирное время не бывало такого. Такой хлеб нельзя назвать черным — одна пшеничная мука. Вкусный какой, прямо объедение. Розовая прожаренная корочка, легкий, не ломается, не крошится, легко режется ножом, но 200 грамм — это слишком мало, чтобы насытиться этим хлебом. Мы как бы угощаемся лакомым кусочком. Прямо обидно.

Говорят, что нам завтра прибавят хлеба, говорят, что нам выдадут масло. Говорят, что мы самое тяжелое пережили, оно осталось позади, что теперь будет легче. Говорят, что нам дадут много продуктов. Говорят, что мы все получим санаторный паек. Говорят, говорят, без конца говорят, и не знаешь, верить или нет. Хочется верить, очень хочется. Мы все так устали, так истерпелись, что прямо жить тошно становится.

Сегодня у меня на редкость плохое настроение. Так тошно, так тошно, на душе так тяжело, хочется забыться, заснуть. Холодно, чувство постоянно неутоленного голода. Холодно. Это ужасно. Если бы быть в тепле, то все страдания и лишения были бы вполовину.

На фронтах по-прежнему. Наши наступают, истребляют немцев на каждом шагу. Немцы, отступая, превращают все в безлюдную пустыню. Все разрушается, сжигается, истребляется.

Страшно подумать, какие дикие зверства творят фашисты. Фашисты превращают в безжизненную пустыню оставленные ими районы, и это делается планомерно, по специальным инструкциям. Груды развалин, кучи пепла, горы трупов — вот что застают наши бойцы на отвоеванной у фашистов земле. Волосы становятся на голове дыбом, и кровь леденеет в жилах при мысли, что все это не сон.