Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична - Элеонора Прохницкая Страница 32

Утром я встала абсолютно разбитая и дала себе слово, что больше этой отравы в рот не возьму. Но попойки становились системой.

На следующей записи все собрались вовремя, кроме Александра Белявского. Он почему-то опаздывал, что было на него совсем не похожим: пунктуальный, дисциплинированный, этот талантливый артист с неповторимым тембром голоса всегда являлся на запись одним из первых.

Появился он минут через двадцать в грязных джинсах, небритый, в грязных кроссовках и с грязными руками. В руках он держал бутылку рислинга. Откупорив, он залпом опустошил ее, за что тут же получил прозвище: «горнист». — Вчера с рабочими на даче целый день фундамент ставили. Потом весь вечер до утра «обмывали». Не спал ни секунды. Давайте быстрее работать, пока я могу, — объяснил свое опоздание Белявский.

Вскоре «заряд» от бутылки сухого вина вышел, он растянулся на стеганом чехле рояля и заснул.

— Плохо нашему мальчонке. Надо его подлечить, — сказала Клена.

— Намек поняли, сейчас сгоняем!

Актеры «сбросились». С Клены денег никогда не брали.

— А пока Сашка спит, мы запишем сцену Франчески с Роберто с Ларионовым.

— Как?! — Я чуть со стула не упала. — У них же с Белявским совсем разные голоса! Это же будет слышно!

— Во-первых, не суй свой нос в мои дела, а во-вторых, телезрители — дураки. Им все равно, какие там голоса звучат. От винта!

Через два часа Белявский, отдохнув, сел за пульт и с блеском, своим красивым голосом продолжал озвучивать роль Роберто.

В обеденный перерыв опять разлили по стаканам водку, которую принесли гонцы.

— Не могу, мне плохо от нее. — Я убрала свой стакан с рояля.

— А ну, поставь на место! Ей «плохо»! А нам, думаешь, хорошо? Ты не отбивайся от коллектива и не ставь себя лучше и выше всех! Будь, как все!..

Наутро я не могла оторвать голову от подушки: меня тошнило, бешено билось сердце, дрожали руки, на лбу выступал холодный пот. Было так плохо, что жить не хотелось. Где-то я слышала, что «клин клином вышибают», то есть чтобы привести организм в норму — надо выпить, опохмелиться. У меня был выходной день, и я решила попробовать «подлечиться» вином. Опохмеляются только алкоголики. «Я что, спиваюсь?» — подумала я.

Купив в близлежащей забегаловке две бутылки красного «Арбатского» вина, я очень скоро «уговорила» полбутылки. Мне стало и вправду лучше. В ожидании Людвига с работы я даже сумела налепить его любимые домашние пельмени. Остальные полбутылки вина я незаметно допила и изрядно охмелела. Встретила я Людвига очень веселая и поставила на стол вторую бутылку вина.

— Ты уже пьяна, — сказал Людвиг. — И мне не нравится, что твоя работа с новым режиссером превращается в систему попоек. Я не буду пить с тобой вино и тебе не советую. Лучше ложись спать.

— Да ты не понимаешь нашей актерской жизни! Сидишь там в своем НИИ! А у нас эмоции, нервы, нам нужна разрядка! — повторяла я слова Клены, сильно размахивая руками.

— Это — не эмоции, это — распущенность! Вы пьете у себя на телевидении, как забойщики на бойне!

— Не тебе судить! Скажи спасибо, что я работаю.

— Иди спать. А если и впредь будешь приходить с работы домой в непотребном виде — мы с тобой расстанемся!

Это был первый серьезный конфликт с Людвигом. Я понимала, что попала в кабалу к Клене Белявской, что я безвольно пляшу под ее дудку из-за боязни потерять работу. Я отлично понимала, что Клена организовывала эти попойки только для того, чтобы очередной раз услышать, что она — «кормилица». Ей не приходило в голову, что тем самым она унижает замечательных, талантливых актеров, благодаря которым она, Клена, и стала «удачливым» режиссером. Ей ни разу не пришло в голову, что не она их «кормилица», а они труженики-актеры и что без них она — ничто!

Мы закончили итальянский трехсерийный фильм. На заключительном «банкете» я отказалась пить водку, сославшись на боль в печени.

Клена, к моему удивлению, в этот раз сильно не настаивала, хотя вопросительно подняла брови. Началась работа над польским фильмом «Кукла», по книге Болеслава Прусса. Мне была поручена главная роль. Как и было заведено, премьеру полагалось отметить «по всем правилам». Когда всем разлили водку по граненым стаканам, я сказала: «Я — мимо!»

— Что значит, ты — «мимо»? — уточнила Клена.

— А это значит, что я больше водку не пью.

— Что, опять у тебя печень барахлит?

— Нет, печень моя пока в порядке. Я просто не хочу больше пить на работе водку. Если я нужна вам как актриса — я готова работать с вами, но пить в тон-ателье я больше не буду.

Клена, словно воспитатель детского сада, собирающая детей у песочницы, похлопала в ладоши: «Вы полюбуйтесь, коллеги, на Прохницкую! Она, оказывается, у нас „подосланная“. А мы принимали ее за „свою“. Ну, и когда же будет „проверка“, не сегодня ли, что ты именно сегодня, в день премьеры, отказалась отметить это событие?! В следующую смену допишешь „Куклу“ и гудбай! Мне такие, как ты, не нужны!»

Я так хотела сказать ей все, что думала о ней, что она грубая, бездарная, что она превратила замечательных актеров в бессловесных рабов, что чуть не загубила мою личную жизнь.

Но я ничего ей не ответила, молча, даже не попрощавшись со своими любимыми актерами, я вышла из студии.

— Напрасно, Клена! Прохницкая работает классно! — вступился за меня Александр Белявский.

Остальные актеры поддержали его. Но Клеопатра, Клена Белявская была настроена непримиримо. Больше на озвучивание она меня не вызывала!

В 1980 году судьба послала нам сыночка. Сашенька оказался одаренным мальчиком, с прекрасным музыкальным слухом. К трем годам в его багаже были песни из репертуара Леонтьева, Пугачевой и «Комбинации». В пять лет он поступил в детскую школу искусств по классу фортепиано и аккордеона. Успешно кончив ее, он поступил в музыкальное училище имени Сергея Прокофьева, однако учиться там после второго курса он не захотел и ушел, после того как стал свидетелем одного инцидента.

Грустное фото на память о деревне перед отъездом в Москву. 1985 год

Мы втроем в воскресенье возвращались из гостей на метро и в переходе на станции «Проспект мира» увидели Сашиного педагога, который играл на аккордеоне, собирая подаяние мелкой монетой в лежащую у его ног кепку.

Саша был настроен решительно: «Я не хочу такого будущего и сам буду искать свой путь в жизни…» Легко сказать!

В конце 90-х и в начале 2000-х годов, когда в стране царствовал произвол, беззаконие, бандитский передел, а чинуши и служители Фемиды решали судьбы людей «по понятиям», добиться чего-либо честным путем было нереально.