История династии Сфорца - Леси Коллинсон-Морлей Страница 32

Война, спровоцированная заговором Пацци против Медичи, в ходе которой Джулиано погиб, а Лоренцо удалось спастись бегством, имела бедственные последствия для Милана, поддерживавшего Флоренцию в качестве члена тройственного союза. Милан потерял Геную и потерпел тяжелое поражение от щвейцарцев, которые по требованию Ферранте и Папы атаковали Беллинцону, чтобы отвдечь миланские войска от помощи Флоренции. Дяди Сфорца выступили на стороне противника. В 1479 году при поддержке Ферранте они покинули места своего изгнания и вторглись на территорию Флоренции. После заключения мира их собрал Роберто Сансеверино. Они открыто заявили, что при поддержке Римского Папы и короля Неаполя намереваются вырвать герцога и герцогиню из когтей Чикко Симонетты и избавить Милан от причиняемых им несчастий.

В июле того же года внезапно скончался Сфорца Мария. «Некоторые говорят — от яда, а некоторые — от чрезмерного ожирения», — замечает Корио. После его смерти Ферранте передал Людовико все права на герцогство Бари. Быстро продвинувшись со своим войском по весьма сложной местности, Людовико внезапно осадил Тортону, которая, подобно остальным соседним городам, быстро сдалась ему и с радостью приветствовала нового герцога Бари.

Главные гибеллины Милана, такие как Пьетро Пустерла, Джованни Борромео или Антонио Марльяни, были только рады перейти на сторону мятежников — такова была их ненависть к калабрийскому выскочке. При посредничестве ее сенешаля, Джованни Ландрьяно, и других членов Совета, они попытались склонить Бону на свою сторону. Теперь это было не так сложно, как раньше. Слабая и уступчивая, она всецело доверилась некоему молодому человеку из Феррары по имени Антонио Тассино, которого ее покойный муж назначил ее стольником. О нем известно, что он был благородного происхождения и обладал изысканными манерами, хотя мнения о его внешности расходятся. Его влияние на герцогиню было столь велико, что, к огромному негодованию Чикко, не оставалось ни одной государственной тайны, которая не была бы ему известна. Коммин сообщает, что Бона верхом разъезжала с ним по Милану и тратила все свое время на танцы и другие увеселения. Тассино был заинтересован в том, чтобы его враг Чикко был отстранен от власти, и всячески способствовал примирению с Людовико. Этот шаг означал бы полное завершение гражданской войны.

Дело завершилось тем, что Людовико, оставивший свою армию в распоряжении Роберто Сансеверино, был пропущен в замок через парковый вход, тайно проведен в покои герцога и герцогини и достиг совершенного примирения с ними, а Симонетта ничего не знал об этих переговорах. Миланская знать с великим ликованием восприняла известие о перемирии. Узнав о том, что произошло, Чикко сказал своей госпоже: «Ты приняла решение, которое у меня отнимет голову, а тебя лишит государства». Это предсказание полностью сбылось.

Тем не менее Чикко попытался добиться расположения Людовико, обращаясь с ним по возможности самым дружеским образом. Людовико, по натуре своей человек довольно мягкий, едва ли мог сопротивляться силе характера Чикко, воздействию которого способствовали его детские воспоминания: ведь когда он был еще ребенком, Чикко, должно быть, носил его на руках. Более того, в душе он всегда был скорее гвельф, чем гибеллин.

Чикко настолько преуспел, что гибеллины, стремившиеся к этому перемирию, начинали проявлять беспокойство. Менее всего они желали бы объединения Чикко и Людовико. Они обратились к Роберто Сансеверино, а Людовико ясно дали понять, что они не сложат оружия до тех пор, пока Чикко остается на свободе. Вполне может быть, что Людовико просто пользовался Чикко в качестве прикрытия, хотя не менее возможно и то, что он действительно намеревался использовать его влияние и опыт; весьма сложно разобраться в истинных мотивах его поступков; но в любом случае он дал свое согласие. Чикко и его брат историк Джованни Симонетта были арестованы и отправлены в Павию. Джан Джакомо Тривульцио сделал все возможное для спасения Чикко, но тщетно. Дома верного секретаря Франческо отдали на разграбление толпы. Он имел богатую библиотеку, ведь он был ученым с характерными для того времени гуманистическими взглядами. Людовико, по-видимому, попытался завладеть его значительным состоянием, переданным на хранение флорентийскому банкиру. Он обещал Чикко освобождение при условии его отказа от имущества. Тот отклонил это предложение в весьма достойном послании, обращая внимание на то, каким образом его отблагодарили за верную службу династии Сфорца. Если он виновен в каком-либо преступлении, то готов понести наказание, писал он, но его сбережения достанутся его наследникам. Жизнь для него уже ничего не значит. Год спустя, на семидесятом году жизни, он был обезглавлен в замке Павии после жесточайших пыток. Бона радовалась его свержению, сообщая об этом французскому двору. Людовико писал, что единственной причиной смерти Чикко стала злейшая ненависть к нему Роберто Сансеверино. Его брат Джованни Симонетта, всю свою жизнь трудившийся вместе с ним, был отпущен на свободу. Говорили, что своим освобождением он обязан написанной им превосходной биографии Франческо Сфорца, хотя, скорее всего, его отпустили только потому, что, не обладая никаким влиянием, он не был опасен. Вполне возможно, что Людовико, с его врожденным отвращением к жестокости, послал Чикко на смерть против своей воли, хотя едва ли мы могли бы ожидать от него, что в то время он пошел бы на какой-либо риск ради его спасения.

Людовико Сфорца становится теперь самым важным членом своей семьи. Пятый ребенок Бьянки Марии и ее четвертый сын, он родился в Виджевано в 1451 году и был первым ребенком, родившимся после того, как Франческо Сфорца стал герцогом Милана. При крещении его назвали Людовико Маурус, но еще в детстве, когда он тяжело болел, его мать, в соответствии с традицией Висконти, изменила его второе имя на Мария, отдавая тем самым его под защиту Пресвятой Девы, подобно себе самой. Но прежнее имя запомнилось: он стал известен как Моро [30]. Ему понравилось это прозвище, и в Милане его встречали приветственными возгласами: «Моро! Моро!» К этому же имени отсылают некоторые из используемых им эмблем: голова негра и шелковица. Кроме того, придя к власти, Людовико, подобно многим: аристократам того времени, принял к себе на службу личного слугу-мавра. Говорили, что этим прозвищем он обязан темному цвету своего лица, однако видевший его Паоло Джовио уверяет нас, что он вовсе не был смуглым, добавляя, что это имя подразумевает шелковичное дерево — самое мудрое из деревьев, поскольку оно покрывается листвой последним, но плодоносит первым. Несомненно, Моро был доволен таким толкованием своей эмблемы, ибо более всего он гордился своей прозорливостью в государственных делах.

Его отец, так же как и его учителя, был высокого мнения о его способностях. Он всегда был самым прилежным из братьев и навсегда сохранил любовь к книгам. Говорят, что, находясь в заключении во Франции, он попросил принести ему сочинения Данте «per studiare» (для изучения). Он пользовался особым расположением своей матери. Об их близости свидетельствуют его письма к ней, написанные им в Кремоне в 1466–1467 годах, в которых Людовико описывает свои посещения окрестных церквей и монастырей, а также визиты к местным дворянам. Он сожалеет о том, что теперь, после смерти отца, она оказалась в столь беззащитном положении, и высказывает свое желание чем-либо развлечь ее. Людовико обещает сделать все, что в его силах, чтобы доставить матери удовольствие, «ибо, в своей удивительной доброте и великом милосердии, вы проявляете обо мне большую, нежели я сам, заботу». Очевидно, что вираго Бьянка Мария была искренне привязана к своему чувствительному, нежному и кроткому сыну, который весьма рано проявил подлинные религиозные чувства. Ее дочь Ипполита, старшая из детей, говорила, что мать сделала все, чтобы развить в нем доброту, чувство справедливости и хорошие манеры — качества, явно более естественные для Людовико, чем для его братьев. На самом деле ее мужественную натуру привлекал довольно женственный склад его характера, а его несомненные таланты лишь усиливали ее привязанность к сыну. Кроме того, он был статен, красив и весьма изыскан в общении. Поначалу он был также самым близким из братьев для Галеаццо Мария, который питал к нему особое доверие; он собирался даже завещать ему герцогство, в том случае если он умрет, не оставив наследников; но вскоре герцог охладел к нему, узнав, возможно, об его ловкости в интригах и умению скрывать свои чувства. Галеаццо Мария использовал его таланты в разнообразных делах и дипломатических миссиях, но всегда следил — что было вполне разумно с его стороны, — чтобы никто из его братьев не обладал сколько-нибудь реальной властью.