Италия. История страны - Валерио Линтнер Страница 32

Однако спад был не за горами. К концу XVI века в итальянской экономике наступило ухудшение, продлившееся вплоть до исхода следующего столетия. Излишне говорить, что причины его были сложными. Во-первых, итальянский кризис был частью более крупной европейской проблемы: в некоторой степени обусловленный Тридцати летней войной между Францией и Священной Римской империей, он обострялся положением Италии как части испанской сферы влияния и ее перемещением на периферию европейской политики. Следствием стало масштабное выкачивание денег в испанскую казну и серьезный ущерб традиционно сильной торговой позиции Италии, поскольку голландцы, французы и англичане постепенно перехватывали торговые пути, прежде находившиеся в ее монопольном владении. В промышленной сфере итальянцы столкнулись с жестокой конкуренцией с Северной Европой в тех секторах, где раньше доминировали, и оказались явно неспособными ответить подобающим образом на эту новую угрозу. Причина частично кроется в поведении богачей, которые реагировали на кризис в классической оборонительной манере, — стараясь защитить собственные интересы, вкладывая имеющийся капитал в недвижимость и тем самым лишая ресурсов производящую часть инвестируемой экономики.

Вне зависимости от причин экономический, спад был для всех очевиден. Например, годовое венецианское производство шерсти в течение XVII века сократилось с 29 000 тюков до всего лишь 2000, между тем как флорентийский выход того же продукта снизился с 20 000 тюков до 5000 в первой половине века. Объем фрахта в порту Генуи упал с 9 млн тонн в год до приблизительно 3 млн, а шелкопрядильная промышленность города была разорена. Положение в других отраслях промышленности и в других городах, в общем, было сходным. Как это бывает в период снижения производства, цены упали, а рост численности населения Италии остановился, хотя можно было бы ожидать его увеличения. Положение усугубляла череда стихийных бедствий: эпидемии чумы, — например в 1630 году, о чем написал Алессандро Мандзони в «Обрученных» (эта книга входит в список обязательной программной литературы для всех современных итальянских школьников), и землетрясение, нанесшее тяжелый урон Сицилии в 1693 году. Но среди этого экономического упадка были и исключения, приведем два примера: процветающее сельское хозяйство Ломбардии и Эмилии-Романьи, которые в XVII веке стали выпускать такой новый продукт, как пенька, и растущий порт Ливорно.

Самыми широко распространенными и заметными последствиями экономического спада XVII века были голод, обнищание и бродяжничество. Однако кризис ускорил некоторые долгосрочные процессы большой значимости. Мятеж на юге будет рассмотрен позже. Экономический спад увлек многих итальянцев — отчаявшихся крестьян и даже представителей баронского класса — на юг и в Папскую область, где они пополняли ряды бандитов и разбойников. В конце XVI века в Папской области появились такие предводители разбойников, как Альфонсо Пикколомини (герцог Монтемарчано под Анконой) и Марко Скьярра, человек гораздо менее знатного происхождения, сделавшийся эдаким Робин Гудом, грабившим богачей, чтобы оделять бедняков. Разбои в Папской области продолжались и даже усиливались, несмотря на жестокие попытки, в частности папы Сикста V (1585–1590), покончить с ними: только с 1590 по 1595 год были казнены 5000 человек. В Неаполе было такое же положение: в конце XVI века вице-король Педро Толедский приговорил к смерти 18 000 человек, стараясь остановить распространение разбоя, но и эта мера оказалась практически безрезультатной, поскольку процесс ширился, погружая сельскую местность в анархию.

Еще одним следствием экономического спада, усилившим его суровость, стал уход зажиточной аристократии в поместья. В течение второй половины XVI века обогатившиеся представители среднего класса, едва возникнув, были быстро поглощены различными локальными элитами, и экономический расцвет оказал на социальную структуру Италии небольшое влияние. Зазор между обладателями привилегий и бедняками, городами и деревней, оставался без изменений, как и прежде на протяжении веков. Раздробленности и разобщенности Италии способствовало и то, что каждая область, каждый город ревностно отстаивали свою самобытность. С наступлением экономического спада представители обладавших деньгами прослоек решили сохранить свои накопления и увидели лучший способ достигнуть этой цели в покупке земель и домов. В городах появились огромные барочные здания, повсюду строились обширные поместья — латифундии — и виллы, где владельцы утопали в роскоши, в то время как экономическая разруха и распад продолжались. В Тоскане свои поместья строили Медичи, венецианская аристократия возводила виллы в сельской местности вокруг города; к концу XVII века их было в общей сложности 322, включая виллу Фоскари, построенную Палладио (1508–1580) в 1574 году, и виллы Бадоеров в Ровиго; многие из них построены в стиле барокко. На Сицилии в Багерии, под Палермо, расположилась вилла дома Палагония, настоящий памятник искусству неуемного потребления.

Вложение колоссальных средств в строительство способствовало некоторым значительным архитектурным свершениям, но также вызывало другой, уже описанный эффект. Это наносило ущерб производительному сектору экономики и вызывало внедрение феодальной системы, которая продержалась очень долго и в некоторой степени сохраняется в современной Италии, в частности в Тоскане, Умбрии и других сельских областях центра и юга страны.

Части страны под непосредственным правлением Испании, как и следовало думать, оказались в наихудшем положении. Неаполем и Сицилией управляла череда вице-королей, систематически и сурово каравших сторонников Франции. При испанцах существенных изменений в руководимых ими областях не происходило; в сущности, на этих землях сохранялась абсолютная монархия при поддержке могущества баронов. Бароны, так сказать, поставившие на верную лошадку, добились некоторой самостоятельности и существенных привилегий; именно они контролировали основные государственные органы: неаполитанский парламент, Государственный совет и Королевскую палату.

Однако основной отличительной чертой испанского правления на юге было использование территории как дойной коровы, из которой тянули все ресурсы, какие только можно представить, для финансирования нескончаемых войн Испании с Францией и для оплаты неуемной придворной роскоши графа-герцога Оливареса и ему подобных. Испанцы ни перед чем не останавливались, насильно вербуя, похищая ничего не подозревающих южных крестьян с их полей и из домов, чтобы затем гнать на войну в защиту их угнетателей. Территорию обескровливали калечащим налогообложением — прямыми налогами, косвенными, дополнительными и любыми другими, какие только могли выдумать вице-короли и их прихлебатели. Особенно коварной была продажа права на сбор налогов таким бессовестным перекупщикам, как знаменитый Бартоломео Д’Аквино, которые грабили бедных жителей с еще большим рвением, чем сами испанцы.

При такой эксплуатации и бесчеловечной жестокости что-то должно было сломаться. Тревожные признаки возникали уже в конце XVI века, когда вспыхивали мятежи, например под предводительством Томмазо Кампанеллы в Калабрии в 1599 году. Мятеж подавили, Кампанеллу бросили в темницу, но великий взрыв народного негодования произошел в 1647-м, когда неаполитанцы вышли на улицы в ответ на введение нового налога — подумать только! — на фрукты. Мятеж быстро перекинулся на провинции и деревни, и вскоре испанцам пришлось иметь дело с революцией. Понятно, что в революционеры подался разношерстный сброд, сбитый с толку и разобщенный, разорившиеся ремесленники, крестьяне и мелкие торговцы. Под предводительством Джулио Дженонино, а затем Дженнаро Аннезе, подстрекаемые французами, они добились выдающихся успехов. В октябре 1647 года они провозгласили республику, нагнав страху на южных баронов, тесно связанных с испанскими правящими кругами. Восстание было подавлено испанцами в 1648-м, и последовала беспримерная по жестокости и бесчеловечности расплата. Из южного крестьянства выжгли и вырезали душу и вбили в него дух безропотной покорности баронам, в некоторой степени сохранившийся по сей день и являющийся, вероятно, одной из основных причин современных экономических и социальных различий между югом (Меццоджорно) и севером страны.