Дева Баттермира - Мелвин Брэгг Страница 33

Проснувшись в страхе, Хоуп постепенно успокоился, и вскоре его мысли вернулись к ярким воспоминаниям о радости, что ему довелось испытать этим вечером. Неистовый ливень перешел в тихий шелест дождя, успокаивая, как звучание хорала в соборе города, где он провел часть своего детства. Именно Мэри вызвала давно забытые ощущения детства; и одно из них — умиротворяющий покой, напоминающий объятия матери, когда он за стенами родного дома был надежно защищен от неистовства внешнего мира. Вчера он искусно разыграл свое восхищение ее дивной красотой, да, вчера ему это удалось на славу, с удовольствием подумал он, весьма естественно, будто он вовсе и не играл хорошо отрепетированную роль. Никаких умышленных взглядов, неожиданных обращений, никаких уловок, но лишь изысканная учтивость умудренного жизненным опытом джентльмена и никаких коварных просьб подать ему в комнату разогретые в очаге камни или посветить в коридоре. Наоборот, он всем видом стремился показать, что почтет за счастье и вовсе избавить ее от обязанностей прислуживать ему, не докучать ей, хотя он, как, вероятно, и сама Мэри, осознавал свое глубокое сродство с ней.

Весь остаток позднего вечера он провел в гостиной в довольно приятной компании ее отца, который, желая доставить удовольствие такому общительному и благородному гостю, принялся хвастаться. Гостю было крайне интересно. Словно невзначай Хоуп подтолкнул хозяина гостиницы к разговору о его собственности: рогатом скоте, гостинице, полях, овцах, козах, домашней птице, а также о рыбной ловле. Теперь, утопая в мягких пуховых перинах, Хоуп размышлял, что за все последние прожитые годы для Джона такое приданое могло бы стать самым желанным и более чем приемлемым. Мэри была единственным ребенком в семье, а стало быть, отец наверняка намеревался отдать за ней все. Прекрасная жизнь! Гостиница, доходы от рудника, истории длинными зимними вечерами, рыбалка летом, знакомство с некоторыми научными идеями в отношении сельского хозяйства, о которых он уже не раз слышал, но был уверен, что они еще не проникли в древний крошечный мирок этой долины… Хоуп лежал на перинах из гусиного пуха, глядя на стропила над головой, слушая, как проливной дождь смывает с него один за другим слои бесконечных амбиций, похоти, злобы, боли, мстительности… Это именно то место, которому он мог бы принадлежать всей душой… И Мэри… Уже соскальзывая в сон, он вдруг с невероятной ясностью увидел ее образ таким, каким он запечатлелся в его памяти в первые минуты их знакомства.

Во время позднего завтрака ему прислуживала сама миссис Робинсон, и пока он чистил яйцо, успел разузнать у этой простодушной женщины, что муж ее отправился в Лортон с козьим сыром и запеченной в горшочках форелью для торговцев, которые заглядывали туда по средам. Мэри же ушла на холмы с отарой овец и коз, сказала она, возможно, по дороге в Баттермир или же по направлению к горе Робинсон.

— Робинсон? — Хоуп уловил знакомое имя и почувствовал, что появился шанс ввернуть в разговор комплимент. И уж коли дома не оказалось дочери, то стоило бы проявить учтивость по отношению к матери… несмотря на ее довольно театральную привычку упирать руки в бока… — В честь вас была названа гора?

— О, название существовало еще задолго до нас, сэр, хотя многие спрашивают, не назвали ли ее в честь Мэри.

— В самом деле? Неужели Мэри так знаменита?

— О да! — И хотя миссис Робинсон с полным пониманием относилась к стремлению дочери скромно держаться в тени, она более всех других гордилась красотой Мэри. Стоило только высокородному члену парламента проявить малейший интерес, как она тут же перечислила победы Мэри, упомянув обо всем, что было написано о ней в печати и сказано на людях. Ему даже принесли экземпляр первой книги Бадворта, затем он просмотрел все лестные заметки в газетах. После чего Хоупа повели к бару и показали стены, расписанные многочисленными комплиментами на латыни, греческом и французском, а также одним или двумя на английском. Так же, как и ее муж, который считал своим долгом противопоставить высоко-родности неожиданного гостя собственное состояние, она противопоставляла ему славу единственной дочери; и все это было проделано с совершенной невинностью, с неподдельной скромностью.

Хоуп выразил свое искреннее восхищение: чувство близкого и реального осуществления мечты всецело завладело Джоном. Ее необычайное благородство находило в нем отклик, как и ее одиночество…

— Ну так теперь я и вовсе уверился, что этот холм назван именно в вашу честь, если и не как дань должному, то уж как знак благодарности. — Он любил эту фразу и замечал, что, ненароком брошенная в разговоре, она поднимала его репутацию на недосягаемую высоту. — Верите ли, я и думать не смел, что вступил в пределы столь прославленного дома, — продолжал он, готовый предаться легкомысленной болтовне с миссис Робинсон.

Его собеседница обратилась к кошке, и та в ответ произнесла: «Нет!» Совершенно отчетливо. Миссис Робинсон подняла ее на руки и зарылась лицом в теплый мех.

— Удивительная кошка, — промолвил совершенно пораженный Хоуп.

— Это Дэмсон, — ответила миссис Робинсон, словно представляя их друг другу.

Вошла Энни; ее деревянные башмаки раздражающе клацали по каменным плитам.

— Разве не настало время тут все убирать?

Энни явно была настроена решительно.

— Я как раз заканчиваю. — Он сделал последний глоток пива: к тому моменту, когда он отставил кружку, Энни уже с нарочитым шумом собирала грязные тарелки большими красными руками. — Полагаю, мне надо последовать примеру мистера Робинсона и отправиться…

— В Лортон, — отрывисто бросила Энни. — В такое-то время дня вы его точно встретите, когда он станет возвращаться.

Меньше всего его заботило неодобрение Энни: однако же ее присутствие угнетало, и он покинул гостиницу куда более поспешно, чем намеревался.

Уже наступила середина утра, и дождь давно прекратился, расчистив небо от туч и омыв холмы свежими потоками, весь ландшафт сверкал капельками дождя в лучах солнца, тропинка под ногами быстро высыхала. Казалось, будто кроме скал, тянувшихся вдоль берега озера Краммокуотер, в этом краю и вовсе ничего не осталось. И Хоуп, который предполагал совершить короткую и легкую прогулку, вскоре весьма пожалел, что не оседлал лошадь. Подобный холмистый ландшафт был крайне изнурителен для прогулок, к тому же голые склоны навевали изрядную скуку, и раненая нога очень скоро начала беспокоить его. В конце концов он встретил полуголого мальчишку, весьма подозрительного вида, который достаточно ясно объяснил Хоупу, что до Лортона еще далеко и скоро до него не доберешься. Полковник повернул на запад, вниз к гостинице на озере Лоусуотер. Как он сам писал Ньютону: «Я, возможно, сумею поймать прекрасную форель».

Самая именитая часть благородного общества разместилась в столовой, однако хозяин оказался чересчур суетливым и навязчивым, беспрерывно нарушая то самое уединение, к которому, судя по его же объяснениям, высокие гости стремились и за которое, собственно, и были заплачены немалые деньги. Появление вновь прибывшего невольно вызвало их раздражение, но его вежливое высокомерие, его платье и намеренная самоуверенность только раздразнили их любопытство. Он же демонстративно достал подписанную ему лично книгу и с самым сосредоточенным видом принялся ее читать, маленькими глотками потягивая принесенный бренди с водой. И все же, когда он удостоил общество своим вниманием и поздоровался со всеми, в его тоне и голосе звучало немалое дружелюбие, сию же минуту завоевавшее неподдельную их симпатию. Последовало короткое знакомство, Хоуп вручил визитную карточку каждому, тем самым вызвав неослабевающее уважение и внимание к своей персоне.