Спиридов был - Нептун - Иван Фирсов Страница 33

Новость эта не радовала, пожалуй, одного Мишукова. «Теперича Долгорукие всех под себя подомнут, — горевал он в раздумье, — а вдруг и Данилыча мне вспомнят? Напишу-ка я письмецо Науму. Он един у меня защитник остался».

Февраль принес неожиданную новость. В астраханских церквях служили заупокойную панихиду по скончавшемуся императору, рабу Божьему Петру.

Дремавшее общество в Астрахани встрепенулось. Повсюду гадали: «Кто же займет освободившийся престол?» Большинство офицеров убежденно склонялось в пользу Елизаветы, но опытный в таких делах Мишуков вскользь заметил:

— Годами она не вышла да и больно нраву легкого.

Отрывочные слухи из старой столицы говорили о том, что судьба трона в руках Верховного совета. «А там, поди, опять Долгорукие верх держат. Для моего расклада сие не годится», — опять хандрил Мишуков.

Потом наступило тревожное затишье, а во второй половине Великого поста пришли первые известия, что на троне воцарилась Анна Иоанновна.

Вскоре пришла эстафета: привести войска к присяге новой самодержице. В церквях служили молебны. Потом одна за другой поступали ошеломляющие известия: Верховный тайный совет распущен, Долгорукие впали в немилость, а к власти теперь приблизился Остерман и привезенные новой царицей немцы.

На этот раз вести из белокаменной не оставили равнодушным Мишукова. Узнав первые известия о падении престижа Долгоруких, он воспрянул, повеселел. «Да и Андрей Иванович меня не должен лом попомнить, я к нему всегда был доброжелателен», — вспоминал он о своих взаимоотношениях с Остерманом.

Перед самой Пасхой Астрахань взбудоражилась. Прибыл новый губернатор, князь Михаил Долгорукий.

«Вот так-то, — радостно потирал руки Мишуков, — из князи да в грязи. Давно ли ты восседал в Тайном совете? А ныне — пожалуйте в глухомань. Знать, нам это опять на руку».

Мишуков и раньше не особенно болел за вверенную службу, а теперь вовсе все внимание уделял устройству своих дел. То и дело наведывался в Астрахань, каждый раз заглядывал в губернаторскую канцелярию, пытаясь узнать новости из Москвы. Долгорукий, приняв должность, на службе и на людях не показывался, ссылаясь на болезнь, отсиживался дома.

Многое прояснилось, когда вскрылась Волга и сошел окончательно лед. Из Казани приплыл бывший камергер Петра II генерал Александр Бутурлин. Его-то Мишуков знал близко. Когда тот окончил Морскую академию, Петр I взял смышленого поручика к себе. Немало секретных заданий царя выполнил молодой поручик от флота. В последние годы все знали, что Бутурлин, самый близкий фаворит Елизаветы, стал ее камергером.

Два года не виделись они, и Мишуков сразу подметил, что Бутурлин в свои двадцать пять лет выглядит все так же моложаво. Не отличавшийся и раньше словоохотливостью, он теперь и вовсе отмалчивался. На расспросы Мишукова реагировал односложно, уводил разговор в сторону.

В свою очередь и Мишуков с некоторой опаской посматривал на собеседника.

Две недели назад Бутурлин гостил в Казани у приятеля, губернатора Артемия Волынского. Так тот только и выспрашивал о новых правителях. «Ему-то привольно, — не без зависти думал тогда Бутурлин, — дядя у него Салтыков, на посылках у Анны, словно Малюта Скуратов, все вынюхивает и высматривает». Поэтому в разговоре с Волынским был настороже.

Да и сейчас, глядя на суетливого Мишукова, не был расположен к доверительному разговору. А капитан-командор наседал:

— И все же, Александра Борисыч, неужто всех Долгоруких императрица покарала?

— Почитай, почти так, Алексея Григорьича со всей фамилией упекла в Березов, где Данилыч помер, царство ему небесное. Одного Василия Лукича покуда в Сибирь губернаторствовать отправили.

«Стало, и его в почетную ссылку переправили», — радовался Мишуков.

Бутурлин, искоса поглядывая на Мишукова, чуть было не проговорился, что все карательные действия Анна производит по подсказке Остермана. «А ну его к лешему, скажешь, потом забот не оберешься, — решил Бутурлин, — кто его ведает, что у него на уме».

— Ну а в силу-то кто нынче входит? — не отставал дотошный Мишуков.

«Все тебе знать хотца и к своей выгоде токмо», — начал раздражаться Бутурлин, пытаясь отвязаться, ответил:

— Ну, ну! Немцы, которых Наталья, жена Алексеева, приволокла из Брауншвейга. На первых ролях при дворе. А так из Митавы столь дерьма... — Бутурлин поперхнулся, закашлялся и закончил скороговоркой: — Столь немчуры наехало, ни одного русского.

— Слыхать, у них все тот же Бирон за вожака? — наседал Мишуков, намекая на прежнего любовника Анны.

— Он самый, — досадно отмахнулся Бутурлин и перевел разговор: — А что Румянцев-то, сей момент где обретает?

— Александр Иваныч на зиму в Баку оставался, а нынче где-нибудь в Ширвани или Гилянах. Ведомо мне, просится он у канцлера Головкина отозвать его. Наскучило, да и семью не видел шесть годков.

«Ты-то сам тоже молишь Бога, как отсюда убраться!» — разозлился Бутурлин.

Но капитан-командор успел задать еще важный для него вопрос:

— Скажи на милость, кто у нас верховодит ныне в Адмиралтейств-коллегии?

— Коновода, как такового, нет, — благодушно ответил, отвязываясь от надоевшего собеседника, Бутурлин, — в Петербурге за главного Сиверс покуда, а в Москве делами флотскими правит Остерман.

Вскоре Мишуков воспрянул. Из Петербурга пришла радостная весть из Адмиралтейств-коллегии: «Коллегиею приказано: обретающегося в астраханском порте капитан-командора Мишукова сменить и отправить на его место капитан-командора Кошелева».

«Видимо, Наум Сенявин пособил, не без этого», — перечитав сообщение, благодарил в душе товарища капитан-командор.

Потянулись недели томительного ожидания, а смена не ехала. В разгар лета Захарий Мишуков в который раз огорчился. Из коллегии сообщили, что Кошелев назначен в другое место, а в Астрахань пока послать некого.

В те же дни удрученный Мишуков проводил в Москву Румянцева. Наконец-то его освободили «от всех дел, обязанностей по обустройству границ с Персией и Турцией».

— Ныне с Персией переговоры учинены, — доверительно сообщил он Мишукову, — нам накладно южный берег Каспия оберегать от афганцев, люди мрут, как мухи. За мою бытность в войсках не менее тыщ двадцати померло одной пехоты, не в зачет еще сколько казаков да драгун полегло.

— Нам забот, быть может, убавится, — проговорил Мишуков.

— Определенно, капитан-командор. Флотские по-доброму до сих служат на Каспии, управляются споро. Об этом я императрице при случае доложу.

Новоявленная императрица встретила Румянцева на первый взгляд ласково. Подробно расспрашивала о делах в Персии и в Турции, поинтересовалась, как обустроено его семейство. Знала Анна всю его подноготную, особенно помнила, сколько он сил приложил, чтобы привезти царевича Алексея на суд к царю. Если бы не Румянцев, так не видать бы ей сейчас трона.