Первая мировая. Проигравшие победители. Русские генералы - Алексей Порошин Страница 33

Период между войнами Русско-турецкой (1887–1888 гг.) и Русско-японской (1904–1905 гг.) для русской армии был характерен преобладанием в ней второстепенной составной части строевой службы, что с сожалением констатировал военный писатель и педагог, генерал-майор Н. А. Морозов: «…служба мирного времени (ее административная часть. – А. П.) решительно доминирует над боевой подготовкой армии».

Личная подготовка строевого офицера в своей главной составляющей или отсутствовала или выполнялась крайне формально. Опытные боевые военачальники отмечали в строевой службе офицеров полное отсутствие занятий для их подготовки к предстоящей боевой деятельности. По их мнению, пресловутые тактические занятия (одна из форм боевой подготовки офицерского состава) являлись жалким намеком на них, так как бесполезность и неправильная постановка их в реальной службе хорошо и давно уже выяснены. «Решение тактических задач на плане в деле подготовки офицера не имеет большего значения, чем изучение букв без складывания слогов при обучении грамотности. Цель обучения офицера должна заключаться в выработке умения действовать и принимать решения в поле при различной обстановке… и в связи с другими частями: мы же приучаемся действовать в безвоздушном пространстве, без всякой обстановки, кроме местности плана…»

Обстоятельный анализ, подтверждавший крайне низкую подготовку обер-офицеров, приведен в статье, напечатанной в одном из периодических военных изданий того времени. В ней приводилась программа вступительных экзаменов в офицерской стрелковой школе. Автора статьи поразил крайне низкий уровень вопросов, выносимых на вступительные экзамены (в объеме программы унтер-офицеров), при том что в школу посылали лучших офицеров с целью подготовки резерва для замещения штаб-офицерских должностей. Автор пишет, что «не подлежит сомнению, что школа, разрабатывая программы, руководствовалась опытом ведения занятий с переменным составом и… не по капризу включила элементарные вопросы…». И это, по словам автора, с беспощадностью подтверждает тезис о крайне низком уровне подготовки младшего командного состава (обер-офицеров. – А. П.).

Занятия в поле в указанный период времени тоже имели свою специфику. Генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, анализируя причины неудач русских войск в Маньчжурской кампании, в своем многотомном отчете о Русско-японской войне писал: «Сама строевая служба наша с коротким летним сбором и лишь несколькими днями высокопоучительных занятий на обе стороны дает мало практики в командовании войсками в поле. По мере движения вперед наши начальствующие лица все менее и менее практикуются в непосредственном командовании войсками в поле…» Этот вывод в полной мере относился и к автору.

Приверженность к показной части в подготовке войск ощущалась даже на театре военных действий. По воспоминаниям командира Зарайского пехотного пока полковника Е. И. Мартынова, в районе сосредоточения русских войск в Маньчжурии в середине апреля 1904 г. было предписано заняться обучением войск. Во исполнении этого приказа «…управление бригады составило проект занятий, в коем видное место было отведено церемониальному маршу и уставным учениям…»?!

Главной причиной малой практики были бесконечные хозяйственные заботы командного состава и многочисленные отчеты, связанные с ними. При этом за упущения по хозяйственной части командирам грозила бо’ льшая, притом материальная ответственность, чем за недостаточную подготовку подчиненного подразделения (части, соединения). Доминирование хозяйственной составляющей армейской службы отмечали многие военачальники, в том числе и генерал от инфантерии А. Ф. Редигир. По его словам, «…хозяйственная работа поглощала массу времени у строевых начальников и невольно составляла главный предмет их заботы, так как неисправности в этом отношении больше бросались начальству в глаза и чаще влекли за собой ответственность, чем… упущения в воспитании и обучении».

В воспоминаниях авторов того периода отмечалось: «Как командир полка это был хороший хозяин, но плохой командир. И все же он был на хорошем счету у начальства, которому нравилось его хозяйство, покорность характера…» В. В. Изонов упоминает о парадоксальной ситуации, когда практически одновременно командир полка наказывался за недостаточную выучку подчиненных и поощрялся за отличное ведение полкового хозяйства. Так, командир 36-го Сибирского стрелкового полка полковник Быков одновременно получил благодарность «за расположение полка, содержащегося отлично и в полном порядке», и замечание «за неудовлетворительную подготовку обучения полка».

Должность командира неотдельной (входящей в состав дивизии) бригады не давала достаточной самостоятельности ее командиру. Специфика положения бригады в армейской иерархии позволяла ее командиру скорее отдыхать после командования полком, чем служить. Весьма актуальна была следующая мысль: «Очень часто начальники дивизий и их начальники штабов игнорируют бригадных, эту в мирное время как бы искусственно созданную и лишнюю инстанцию. Отсутствие бригадного (командира бригады. – А. П.) даже целый год… проходит совершенно незаметно для успеха подготовки подчиненных ему полков. При такой обстановке даже энергичные и желающие работать лица, попавшие в командиры бригад, опускаются, тяжелеют, облениваются».

Об этом же писал А. Ф. Редигер в бытность свою военным министром: «Столь же неудовлетворителен был состав бригадных командиров: у них было мало дела… не способные для занятия других должностей, командовали бригадами долгие годы… к этой, почти не нужной должности пригоден почти всякий генерал…» Подобное положение дел с командирами бригад бросилось в глаза и протопресвитеру Г. Щавельскому. Он пришел к выводу, что должность командира бригады существует в русской армии для того, чтобы «отучать военных людей от военного дела… В каждой дивизии имелось два бригадных командира. Никакого самостоятельного дела им не давалось… И они, обычно, занимались чем-либо случайным: председательствованием в разных комиссиях – хозяйственных, по постройке казарм и церквей и иных, имеющих слишком ничтожное отношение к чисто военному делу, а еще чаще – просто проводили время в безделье. И в таком положении эти будущие начальники дивизий и корпусов и т. д. проводили по 6–7, а то и более лет, успевая в некоторых случаях за это время совсем разучиться и забыть и то, что они раньше знали».

Одной из причин подобного положения вещей, отмечал А. Ф. Риттих, являлось расположение штаба бригад при одном из полков. В то же время другой полк бригады располагался на достаточно большом расстоянии. Служебная поездка для командира бригады оплачивалась один раз в год, что исключало более частое посещение отдельно дислоцирующегося полка. Поэтому «…все его (командира бригады. – А. П.) занятия ограничиваются кое-какими бумажками, одна инспекция и полная невозможность следить за другим полком…».

При сложившейся ситуации с командованием в полковом и бригадном звене, непродолжительные командировки офицеров Генерального штаба в войска для цензового командования подразделениями и частями еще в большей степени уменьшали вероятность получения надлежащей практики в главной составляющей – строевой командной службе.

Начальники дивизий были очень обременены текущей перепиской, отмечал А. Н. Куропаткин, «…они более присутствуют на занятиях войск, нежели командуют ими лично. Начальники дивизий имеют практику командования войсками в поле только во время крупных сборов войск. Этого совершенно недостаточно. В особенности нашим начальникам пехотных дивизий недостает знакомства с другими родами оружия вследствие малой практики в командовании ими». Этот парадокс объясняется тем, что подчиненность родов войск в пехотных дивизиях мирного и военного времени отличалась между собой. Дивизия военного времени (пехотная) являлась соединением пехоты, артиллерии и саперов – трех различных родов войск, подчиненных начальнику дивизии, который был обязан умело их применять в военное время. Практикой для этого являлись маневры мирного времени – модель реального боя. Штат же пехотной дивизии мирного времени не предусматривал для ее начальника подчинение ему артиллерии и саперных подразделений. Начальники дивизий в мирное время были обязаны не менее одного раза в четыре года прибыть на полигон на три недели для практического ознакомления с условиями артиллерийской стрельбы и ее материальной частью. С этой же целью с ними прибывали начальники отдельных пехотных и кавалерийских бригад, командиры бригад, входящих в пехотные и кавалерийские дивизии и начальники корпусных и дивизионных штабов. При этом офицеры указанной категории на полигоне исполняли роль зрителей, не получая никаких практических навыков в управлении артиллерией, которую они были обязаны применять в условиях войны!