Страж - Джордж Доус Грин Страница 33

Кое-кто утверждал, что уже в этот момент ее лицо омрачила легкая тень боли. Она показала на Крунниука, при этом она выглядела сильной и гордой.

— Он не должен умереть, пока я жива и могу ему помочь. Пусть приведут лошадей. Я готова бежать.

Услышав ее слова, король громко хлопнул в ладоши.

— А твоя жена храбра, как настоящий воин! — воскликнул он, обращаясь к Крунниуку. — Как ее зовут?

Крунниук не смог промолвить ни слова, он лишь смотрел на Мачу так, словно счастье покидало его, чтобы никогда не вернуться. Она снова погладила его лицо, улыбнулась ему сердечно, а потом снова повернулась к королю.

— Меня зовут Мача, я дочь Санрайта МакИмбейта, и моим именем назовут это место.

Губы короля искривились в улыбке, но глаза остались мрачными. Она повела рукой и отбросила плащ таким жестом, словно презирала всех, кто при этом присутствовал.

Лошадей удалось привести лишь с великим трудом. Раньше они обычно с нетерпением ожидали начала состязаний, фыркали и били копытами о землю, готовясь пуститься вскачь. Сейчас они еле волочили ноги и наклоняли головы, пытаясь увернуться, поэтому конюшим лишь с большим трудом удалось поставить их на линию старта. Когда же лошади наконец оказались на старте, солнце внезапно скрылось за тучей, и неожиданная темнота снова зажгла страх в глазах животных и заставила их попятиться. Мача молча смотрела на короля, а тот еле сдерживал свое нетерпение, глядя на тщетные попытки конюших поставить лошадей на исходную позицию. В конце концов он не выдержал и начал орать на своих людей. От звука его голоса Мачу начала бить дрожь, и тогда она выпрямилась во весь рост и прокляла его. Ее голос звенел от гнева и безысходности.

— Пускай своих коней! Пусть случится то, что случится! Но знай, что от этого всех вас постигнет страшная участь, еще худшая, чем та, что уготована мне!

Ее слова поразили некоторых из присутствующих в самое сердце. Их головы прояснились — так взошедшее солнце рассеивает ночь, и они осознали, что происходит, но было слишком поздно. Несколько человек пытались что-то сказать, но их быстро оттеснили в сторону. Лошади и женщина встали в одну линию. Слезы затемнили щеки огромных животных, они склонили перед Мачей головы и стали тыкаться в ее ладони мягкими губами. Даже в этот момент все можно было остановить, ибо, когда король велел начинать, лошади отказались сдвинуться с места, но один ольстерец, который уже давно кричал, что ставит против Мачи, издал пьяный вопль, и, выхватив меч, стал бить им плашмя по спинам лошадей. Животные испуганно вздыбились, и, казалось, сейчас они точно раздавят женщину, с презрением смотревшую на людей Ольстера. «Хватит, достаточно!» — раздались крики, но Мача подняла голову и бесстрашно посмотрела на огромные копыта, зависшие над нею, и когда они с грохотом опустились на землю, она отпрыгнула в сторону и бросилась бежать, а лошади понеслись за ней, словно облака, летящие вслед за птицей.

Забыв о дурных предчувствиях, ольстерцы начали кричать, подбадривая лошадей, и, отхлебывая на ходу из кубков, побежали через центр поля на другую его сторону, чтобы увидеть конец состязания. На месте остался лишь Крунниук. Он застыл в одиночестве, глядя, как лошади гонятся за его женой, проходя первый поворот, а по его лицу катились тихие слезы, и тело сотрясалось от горя при мысли о том, что он наделал и чему не смог помешать.

Состязание уже подходило к концу. Земля летела из-под копыт лошадей. Они напоминали ожившие, скульптуры: твердые как камень мышцы и натянутые как струна сухожилия, шеи, покрытые клочками розовато-белой пены, раздувающиеся ноздри, отчаянно всасывающие сухой воздух, звенящие, как доспехи, украшения на сбруе, копыта, гулко стучащие о сухой дерн, словно грохочущий вдали водопад, и взметнувшиеся в воздух облака пыли и комья земли. И Мача, беззвучно летящая вперед над землей, едва касаясь подошвами травы, двигавшаяся ровно, не сбавляя шага, несмотря на огромный живот. Все муки отражались лишь на ее лице. Крупные слезы лились из ее глаз, оседая на волосах мелкими капельками, и рот скривился от боли.

В пятидесяти шагах до финиша у нее отошли воды. Она упала на землю с криком, пронзившим болью сжавшееся сердце Крунниука, заставившим его повернуться и броситься туда, где она лежала, прорваться сквозь толпу, как волна проходит сквозь песок, чтобы прижать ее к груди. Кто-то закричал, что Мача выиграла состязание, и люди Ольстера, мучимые стыдом, поняли, что лошади не смогли бы ее догнать. И они почувствовали еще кое-что. Как только первая волна схваток заставила тело женщины изогнуться дугой, ужасная боль пронзила всех присутствовавших, словно их проткнули раскаленным железом; они свалились на землю и там остались лежать, издавая жуткие стоны.

Мача скорчилась от боли, а потом неподвижно замерла, глядя на склонившегося над ней Крунниука. Он держал ее руку в своей, и лицо его исказилось от горя и ощущения близкой утраты. Ее ногти впились в его ладонь, оставляя следы-полумесяцы. Она дышала с трудом, но продолжала смотреть на него.

— Какой же я глупец, — прошептал он. — Я потерял тебя.

Она кивнула.

— Да, сейчас ты потерял меня. Но люди Ольстера меня не забудут, — заговорила она громче, чтобы услышали те, кто стоял рядом с ними. — В течение девяти ночей, в моменты самой великой для них опасности, девять поколений людей, защищающих Ольстер, будут страдать так, как сейчас страдаю я, — она вздрогнула от боли, ловя ртом воздух и притянула Крунниука поближе к себе. — Никогда не забывай меня, муж мой.

Потом она почувствовала, как ребенок выходит, и кровь хлынула из нее вместе с жизнью, словно тело ее было расколотым кувшином с багровым вином, который кто-то неосторожно перевернул. Крунниук понял, что жизнь ее уходит, свет померк в его глазах, и больше ни слова никогда не сорвалось с его уст.

Она родила двойню, и отсюда пошло название «Имейн Мача», то есть «Близнецы Мачи». Когда роды закончились, она повернулась к королю и прокляла его вместе с его людьми, повторив пророчество, что в течение девяти поколений в моменты самых величайших испытаний они в течение девяти дней и ночей будут испытывать муки рожающей женщины.

Близнецов закутали в шерстяные одеяла и отдали ей. Когда она с белым, как цвет боярышника, лицом и бледными, как рассвет, губами прижала их к груди, с неба спустилась черная птица и села у ее ног, так, что сидевшие рядом женщины отпрянули от неожиданности. Птица принялась клевать землю, выбирая комочки, пропитанные кровью Мачи, и то и дело задирала голову, чтобы их проглотить. Мача закричала на нее, и птица отскочила в сторону, словно от порыва сильного ветра, а потом улетела прочь. Когда женщины проводили ее взглядами и снова посмотрели на Мачу, та уже была мертва.

Страдания мужчин длились девять дней и девять ночей, как и обещала Мача. И поэтому воины Ольстера всегда жили в страхе перед великой опасностью, хотя боялись не за себя, но того, что может случиться с Ольстером, пока они будут неспособны его защитить.

Поэтому, со времен Крунниука, сына Агномана, вот уже пять поколений ольстерцев испытывают страдания и будут страдать еще на протяжении четырех поколений.