Сквозь годы войн и нищеты. Воспоминания военного разведчика - Михаил Мильштейн Страница 33

Так что и в Академию Генерального штаба иногда попадали так называемые «позвонки», то есть люди, которых принимали по телефонному звонку.

Но вот пришла пора уходить с военной службы. Не дожидаясь, когда мне об этом напомнит начальство, я сам проявил инициативу и подал рапорт об увольнении.

Меня провожали на заседании ученого совета академии, членом которого я пробыл почти двадцать пять лет.

Как обычно в таких случаях, говорили теплые слова, не в меру хвалили и желали заслуженного отдыха и здоровья. Председательствовал генерал армии Иванов. Выступил и я. С одной стороны, было грустно, но, вместе с тем, я был спокоен, думая, что до полного отдыха еще далеко и я не собираюсь на покой.

Оглядываясь назад, я, конечно, глубоко благодарен, что судьба предоставила мне уникальную возможность столько лет проработать в Академии Генерального штаба среди выдающихся людей. Академия предоставляла неограниченные возможности для научной и исследовательской деятельности.

Достаточно сказать, что за время работы в академии я опубликовал более 250 авторских листов научных работ. За эти годы я познакомился со многими прекрасными людьми, которые впоследствии заняли важные посты в командовании Вооруженных Сил страны. Я неизмеримо расширил свои знания в военной области, был в курсе всего, что происходит в армии, участвовал в разработках серьезных военно-научных трудов и был в самых разных ролях почти на всех важнейших учениях и маневрах. Однажды мне даже пришлось участвовать в командно-штабном учении Объединенных Вооруженных Сил Варшавского Договора против вооруженных сил НАТО, где я «исполнял» должность начальника разведки штаба Северо-Атлантического блока. Учение проводилось под руководством Маршала Советского Союза А. А. Гречко и генерала армии А. И. Антонова: один из них был главнокомандующим объединенными силами Варшавского Договора, другой — начальником штаба.

Этот пример я привожу лишь для того, чтобы показать, в каких разных ситуациях мне приходилось бывать. В общем, я никогда не забуду и того дня, когда я оказался слушателем академии, и того, когда, по ходатайству маршала Захарова, я стал сотрудником этой академии. Годы, проведенные в академии, были, пожалуй, самыми лучшими в моей жизни.

В феврале 1972 года приказом министра обороны я был уволен в запас с правом ношения военной формы.

С ГРУ я уже давно потерял непосредственную связь и был далек от всего, что делалось в управлении. Те встречи и посещения Главного разведывательного управления, которые происходили во время работы в академии, носили ограниченный характер, касались главным образом информационных материалов и никакого отношения к агентурной работе не имели. Я вновь акцентирую на этом внимание потому, что в некоторых западных источниках меня часто представляют как работника Главного разведывательного управления. На самом же деле, моя работа в ГРУ фактически, да и формально завершилась в 1946 году.

Еще до подачи рапорта об увольнении из армии со мной беседовал Г. А. Арбатов, возглавивший только что организованный ИСКАН — Институт США и Канады АН СССР, и приглашал меня к себе на работу. После увольнения я воспользовался его приглашением, и Георгий Александрович без особых раздумий взял меня на должность старшего научного сотрудника. Так, с февраля 1972 года я стал работать в этом институте. Вскоре он предложил мне возглавить отдел военно-политических исследований. После ухода из Академии Генерального штаба, где я заведовал кафедрой, мне уже не хотелось идти на административную должность. Мы с Арбатовым пошли на компромисс: я без большой охоты согласился создать отдел и организовать его работу, чтобы после этого иметь возможность вновь вернуться на должность старшего научного сотрудника. На том и порешили.

Выезд за рубеж мне на некоторое время был закрыт в силу существовавших тогда правил секретности. Язык я почти забыл, и мне надо было хорошо поработать, чтобы как-то восстановить хотя бы то немногое, что я знал прежде.

Тем не менее дела шли неплохо. Коллектив собрался интересный, отношения носили дружеский характер. Вся обстановка в институте располагала к работе. С тематикой я был более или менее знаком и довольно быстро включился в научно-исследовательскую жизнь ИСКАНа, так что перерыва между уходом из армии и началом новой работы, в сущности, не было.

Вскоре я начал принимать участие в проводимых совместно с американскими и западноевропейскими учеными симпозиумах и семинарах на различные темы, главным образом касающиеся проблем ограничения вооружений и разоружения. По этим же проблемам я стал привлекаться и в качестве эксперта.

В 1976 году мне впервые был разрешен выезд за рубеж в западную страну, до этого я выезжал только в социалистическую Венгрию на Пагуошскую конференцию.

Постепенно все ограничения на выезд были сняты, и я стал «выездным».

С того времени я участвовал в различных форумах и совещаниях, встречался с замечательными людьми. Со многими установились дружеские или приятельские отношения. Среди них оказались бывшие военные: Д. Джоунс, С. Скоукрофт, Гайлер, Кидд, адмиралы Ли, Ла Рок в США и некоторые высшие офицеры из других стран. Были налажены хорошие отношения со многими учеными Колумбийского и Гарвардского университетов, МТИ и других научных центров США.

Особое место в моей новой деятельности заняло участие в работе так называемой Независимой комиссии по вопросам разоружения и безопасности (Комиссии Пальме).

Эта комиссия была создана осенью 1980 года по инициативе ряда государственных и общественных деятелей и, прежде всего, самого Улофа Пальме. В ее состав по приглашению инициативной группы вошли видные общественные, политические и государственные деятели из семнадцати стран Европы, Америки, Азии и Африки. Среди них были: Сайрус Вэнс — бывший государственный секретарь США, Йоп ден Ойл — лидер Партии труда, бывший премьер-министр Голландии, Эгон Бар — в то время председатель подкомитета по разоружению в бундестаге ФРГ, член президиума СДПГ, Олусегун Обасанджо — генерал, бывший президент Нигерии, Дэвид Оуэн — член парламента, бывший министр иностранных дел Великобритании, Альфонсо Гарсия-Роблес — посол, руководитель делегации Мексики в комитете по разоружению, лауреат Нобелевской премии, Салим А. Салим — министр иностранных дел Танзании, Гру Харлем Брундтланд — премьер-министр Норвегии и другие.

Таким образом, состав комиссии выглядел весьма представительно и, в известном смысле, необычно. Дело не только в том, что среди ее участников было немало людей с большим политическим и общественным опытом, причем некоторые из них занимали в прошлом или продолжали занимать в то время высокие государственные посты. Не менее существенной особенностью Комиссии явилось и ее широкое представительство. В ее состав вошли (хотя и не в официальном качестве) представители как стран НАТО, так и стран-участниц Варшавского Договора, нейтральных и неприсоединившихся государств, промышленно развитых и развивающихся стран.

Не обходилось, конечно, без конфликтов. Францию в комиссии представлял Жан-Мари Дайе — заместитель председателя Комитета по делам обороны Национального собрания, председатель Комитета по делам обороны партии «Союз за французскую демократию». Он отличался крайне правыми взглядами и почти на каждом заседании выступал с заявлениями, направленными главным образом против внешней и внутренней политики Советского Союза. В январе 1982 года во время заседания комиссии в Бонне он прислал из Парижа телеграмму, в которой заявил о своем выходе из комиссии «в связи с тем, что она подпадает под влияние советских участников и в знак протеста против вмешательства Советского Союза в польские события». При этом, еще до отправки телеграммы, Дайе собрал в Париже пресс-конференцию, на которой выступил с обоснованием своего решения. Судя по всему, он надеялся, с одной стороны, дискредитировать комиссию в глазах общественности, а с другой — приобрести политическую популярность. Однако ни того, ни другого не получилось. Ни один член комиссии не поддержал Жана-Мари Дайе, а его попытка выдвинуть свою кандидатуру на пост лидера собственной партии провалилась.