Кто и когда купил Российскую империю - Максим Кустов Страница 34

Жизнь вызвала известный сдвиг во взгляде на правовое положение населения не только в военной среде, но и у почтенных общественных и политических деятелей, следовавших при армии. Я помню, как одни из них в брошенном Филипповском с большим усердием таскали подушки и одеяла для лазарета… Как другие на переходе по убийственной дороге из Георгие-Афипской в аул Панахес силою отнимали лошадей у крестьян, чтобы впрячь их в ставшую и брошенную на дороге повозку с ранеными. Как расценивали жители эти факты, этот вопрос не вызывает сомнений. Что же касается общественных деятелей, то я думаю, что ни тогда, ни теперь они не определяли этих своих поступков иначе, как проявлением милосердия» [63].

На Кубани в это время тоже формировались антибольшевистские части. Например, уже 2 января 1918 г. на Кубани был сформирован первый Кубанский добровольческий отряд. После объявления о его создании в приказе в него стали записываться молодые офицеры, юнкера, учащиеся и казаки. К 15 января в отряде уже состояло до 300 человек. Естественно, на содержание отряда необходимы были средства. Вот что вспоминает об этом участник первых белых походов В. Леонтович:

«Первые материальные средства — 80 000 рублей были даны Екатеринодарским биржевым комитетом, который и в дальнейшем продолжал денежно поддерживать существование отряда. Вторая значительная субсидия была оказана союзом Кубанских хлеборобов. Кубанское правительство ассигновало только в конце января, перед выступлением отряда на фронт, 100 000 рублей» [64].

В красных отрядах часто преувеличивали материальные возможности белых и сочиняли легенды об их мифических сокровищах. Зачастую это делалось для усиления боевого рвения.

«После занятия 1 марта Екатеринодара большевики уже на второй день, перейдя через Кубань, стали преследовать нас. Как впоследствии выяснилось, столь поспешное продвижение их за нами объяснялось распространенными комиссарами слухами о том, что будто бы в обозах армии находится несметное количество золота, серебра и других ценностей, вывезенных нами из Екатеринодарского отделения Государственного банка, казначейства, из других правительственных и частных учреждений и Войскового музея. Красноармейцев, мечтавших о богатой наживе, конечно, эти слухи увлекли: они стремительно бросились за нами» [65].

Как видим, на Кубани, где на создание белых отрядов сразу были выделены деньги, было разительное отличие от Дона, ведь там белые добровольцы во главе с генералом Корниловым сразу столкнулись с трудностями и при наборе в отряды местного населения, в первую очередь только вернувшихся с фронтов Первой мировой казаков, не желающих вновь идти на войну, и при финансировании.

9–13 апреля 1918 года Добровольческая армия пыталась штурмом взять столицу Кубани — Екатеринодар. Штурм оказался неудачным, генерал Корнилов был убит. Командование войсками принял генерал Деникин, сумевший вывести остатки армии и избежать разгрома.

После того как Добровольческой армии удалось соединиться с отрядом полковника М.Г. Дроздовского, подошедшим с Румынского фронта, ее положение значительно улучшилось. А начавшиеся массовые выступления донских казаков против Советской власти окончательно изменили ситуацию на юге России. В ночь с 22 на 23 июня 1918 года Добровольческая армия (численностью 8–9 тыс.) при содействии Донской армии под командованием атамана П.Н. Краснова начала Второй Кубанский поход, завершившийся разгромом почти 100-тысячной кубанской группировки красных войск и взятием 17 августа Екатеринодара.

Но военные успехи и захват значительной территории почти не изменили удручающего состояния финансов добровольцев.

Деникин писал по этому поводу: «Финансовое положение армии было поистине угрожающим.

Наличность нашей казны все время балансировала между двухнедельной и месячной потребностью армии. 10 июня, то есть в день выступления армии в поход, генерал Алексеев на совещании с кубанским правительством в Новочеркасске говорил: “…теперь у меня есть четыре с половиной миллиона рублей. Считая поступающие от донского правительства 4 миллиона, будет 8 ½ миллионов. Месячный расход выразится в 4 миллиона рублей. Между тем кроме указанных источников (ожидание 10 миллионов от союзников и донская казна), денег получить неоткуда… За последнее время получено от частных лиц и организаций всего 55 тысяч рублей. Ростов, когда там был приставлен нож к горлу, обещал дать 2 миллиона… Но когда… немцы обеспечили жизнь богатых людей, то оказалось, что оттуда ничего не получим… Мы уже решили в Ставропольской губернии не останавливаться перед взиманием контрибуции, но что из этого выйдет, предсказать нельзя”.

30 июня генерал Алексеев писал мне, что если ему не удастся достать 5 миллионов рублей на следующий месяц, то через 2–3 недели придется поставить бесповоротно вопрос о ликвидации армии…

Ряду лиц, посланных весной 1918 года в Москву и Вологду, поручено было войти по этому поводу в сношения с отечественными организациями и с союзниками; у последних, как указывал генерал Алексеев, “не просить, а требовать помощи нам” — помощи, которая являлась их нравственной обязанностью в отношении русской армии… Денежная Москва не дала ни одной копейки. Союзники колебались: они, в особенности французский посол Нуланс, не уяснили себе значения Северного Кавказа как флангового района в отношении создаваемого Восточного фронта и как богатейшей базы для немцев в случае занятия ими этого района.

После долгих мытарств для армии через “Национальный центр” было получено генералом Алексеевым около 10 миллионов рублей, то есть полутора-двухмесячное ее содержание. Это была первая и единственная денежная помощь, оказанная союзниками Добровольческой армии.

Некто Л., приехавший из Москвы для реализации 10-миллионного кредита, отпущенного союзниками, обойдя главные ростовские банки, вынес безотрадное впечатление: “…по заверениям (руководителей банков), все капиталисты, а также и частные банки держатся выжидательной политики и очень не уверены в завтрашнем дне”» [66].

«Денежная Москва не дала ни копейки» — она предпочла не давать денег добровольцам, а ждать, пока за деньгами и их обладателями придут чекисты. Более яркий пример отсутствия классового сознания у буржуазии нарочно не придумаешь. Правда, непосредственно на месте событий, на юге России, промышленно-торговые и финансовые круги, особенно те их представители, которые уже бежали от советской власти, отнеслись со временем к снабжению Белой армии гораздо более вменяемо — очевидно, сыграла свою роль наглядная разница между их положением при красных и при белых. Так, генерал А.Г. Шкуро вспоминал, как его отряд спасла вовремя предложенная помощь: