Конрад Аденауэр - немец четырех эпох - Всеволод Ежов Страница 34

— Имейте в виду, что я умею не только лаять, но и кусаться.

Немедленно с места канцлера последовала реплика:

— Я думал, ваша фамилия кот, а не собака [1].

В первые же месяцы канцлерства Аденауэр начал действовать и на международной арене. Еще в декабре 1948 года три оккупирующие державы и страны Бенилюкса приняли Рурский статут и образовали комитет по управлению Руром. В ноябре 1949 года в Петерсберге они подписали с Аденауэром соглашение о присоединении Федеративной Республики к международному органу по Руру и о приеме ее в Европейский Совет. Немецкому правительству разрешили установить консульские и торговые отношения с рядом стран и открыть в них свои представительства.

Аденауэр расценивал эти первые договоренности как крупный успех. Важным оказалось и то, что в это же время он добился значительного сокращения программы по демонтажу западногерманской промышленности. Обсуждая списки предприятий, предназначенных для демонтажа, Аденауэр боролся за каждый завод, где-то уступая, а где-то упорно не соглашаясь. Он отстоял 19 крупнейших промышленных предприятий: 7 сталелитейных заводов, среди них «Август Тиссен-Хютте» и «Клёкнер унд Бохумер Ферайн», и 11 химических предприятий — «Байер» в Леверкузене и другие. Остались нетронутыми все заводы и в Западном Берлине. Немцам разрешили строить океанские суда и ремонтировать иностранные корабли на крупных верфях в Гамбурге и Бремене.

…Новый бой в бундестаге. Социал-демократы и коммунисты протестуют против международного контроля над Руром. Аденауэр отвечает, что добился максимума возможного и еще раз напомнил, что Германия — побежденная и оккупированная страна, что нужна кропотливая и терпеливая работа для завоевания доверия у западных стран и постепенного сокращения контрольных функций у победителей.

Дебаты затянулись до глубокой ночи. Шумахер обвинял Аденауэра в забвении интересов простых немцев, людей труда. Канцлер в который уже раз выходит на трибуну и, поглядывая на Шумахера, зачитывает телеграмму от руководства Объединения немецких профсоюзов (ОНП), в которой выражается поддержка действиям правительства.

Шумахер оторопел. Он вскакивает со своего места:

— Ложь. Фальшивка.

Аденауэр, слегка улыбаясь, советует проверить подлинность телеграммы непосредственно у ОНП. Спокойно, негромко он зачитывает также телеграммы от рабочих, в которых они благодарили правительство за спасение их предприятий от демонтажа, за сохранение работы и заработка.

В три часа ночи Аденауэр выступает в последний раз. Он доказывает, что международный контроль над Руром существует независимо от желания или нежелания немцев. Но если Федеративная Республика пошлет в контрольный орган своих представителей, то получит возможность как-то влиять на события и уберечь от демонтажа рурские предприятия.

На скамьях социал-демократов и коммунистов возникла буря протестующих возгласов. Кто-то выкрикнул:

— Немецкий ли вы канцлер, немец ли?

Шумахер, перекрывая шум, заявляет:

— Канцлер союзников!

Теперь уже общий гвалт захлестывает зал. Депутаты вскакивают, размахивают руками, грозят друг другу кулаками. На трибуну прорывается Штраус и от имени ХДС/ХСС требует от Шумахера извинений, иначе депутаты его фракции покинут зал.

Председательствующий Кёлер предложил Шумахеру взять свои слова обратно. Тот отказался. Тогда Кёлер в 3 часа 20 минут ночи объявляет перерыв и созывает совет старейшин. О сне никто не думает — ждут решения. Наконец все рассаживаются по местам. Кёлер объявляет: Шумахер лишен права участвовать в заседаниях бундестага в течение 20 рабочих парламентских дней. Позднее Шумахер направил Аденауэру письмо с извинениями, и вопрос был исчерпан.

Резолюция недоверия правительству, проект которой внесли социал-демократы и коммунисты, отклоняется большинством голосов. Утром в 6 часов 30 минут Аденауэр уезжает в Рёндорф.

В одной из статей Петерсбергского соглашения указывалось, что Федеративная Республика не имеет права воссоздавать вооруженные силы любого вида. Аденауэр без возражений согласился с этим. Думал, однако, несколько иначе. Росла напряженность между Западом и Востоком. Угроза коммунистической экспансии неизбежно потребует объединения сил всех европейских государств. Немцам не избежать участия в обороне Европы вместе с французами, англичанами и другими народами. Условие такого участия — европейская интеграция, в которой немцы будут равноправными партнерами. В рамках европейских вооруженных сил возможно создание и немецкого контингента.

В конце 1949 года подобные мысли Аденауэр изложил в одном из публичных выступлений. Оппозиция обрушила на него новую волну критики. Обвиняли в милитаристских устремлениях, в сознательном провоцировании Востока, в намерении отрезать путь к переговорам с Советским Союзом о воссоединении Германии.

Аденауэр реагировал спокойно. Он был уверен, что самостоятельное государство, да еще такое крупное, как Федеративная Республика, без собственных вооруженных сил существовать не может. Однако создать их возможно только в условиях интеграции: экономической, политической и военной.

Канцлер, его помощники и секретариат заняли дворец Шаумбург на Кобленцер-штрассе. Небольшое по дворцовым меркам двухэтажное строение с плоской крышей расположилось в парке с обширными газонами и тенистыми деревьями. Когда-то дворец принадлежал сестре кайзера Виктории, вдове принца Адольфа цу Шаумбург-Липпе. В 63 года она вышла замуж за 27-летнего русского авантюриста Зубкова, который в апартаментах, где теперь устроили кабинет канцлера, за несколько недель прокутил с друзьями и проиграл все состояние августейшей супруги.

К парку резиденции канцлера примыкал менее просторный земельный участок, где на небольшой вилле Хаммершмидт разместился президент Хойс. У президентской резиденции также был русский мотив. Виллу построил в XIX веке «сахарный король» Леопольд Кёниг, поставлявший конфеты и другие сладости русским царям. Потом ее купил коммерсант Рудольф Хаммершмидт, который длительное время проживал в России, где и нажил состояние.

Когда Хойс переезжал из временной резиденции, располагавшейся на одном из холмов на окраине Бонна, на виллу Хаммершмидт, он сказал, что лучше быть ближе к Аденауэру, чем к Господу Богу.

По средам во дворце Шаумбург проходили заседания Кабинета министров. В просторной комнате канцлер и министры рассаживались за овальным столом. Сославшись на рекомендации врача, некурящий Аденауэр запретил курение во время заседаний, и заядлые курильщики вынуждены были выходить в соседние комнаты.

Канцлер со своего места посредине стола начинал заседание сообщением об общем положении дел в стране. Его первыми словами обычно были: «положение серьезное» или «положение серьезное, как никогда ранее». Вскоре они стали предметом подшучиваний. Но канцлер не изменял себе. Он не был пессимистом в полном смысле слова. Считал, однако, что государственному деятелю необходима доля скепсиса, что она позволяет более трезво оценивать ситуацию и принимать взвешенные решения.