Тайна Безымянной высоты. 10-я армия в Московской и Курской битвах. От Серебряных Прудов до Рославля. - Сергей Михеенков Страница 34

А вот еще одна история. Произошла она в те дни, когда Киров был захвачен авангардом 10-й армии. Но надо рассказать и о предыстории, чтобы сама история была полной.

Летом 1941-го из деревни Новая Куйбышевского района двадцать пять мужиков ушли на фронт. Призвали их одновременно. Попали все в одну роту. Под Вязьму. В октябре немцы начали наступление. Из двадцати пяти девять в конце октября пришли домой. Остальные – кто погиб, кто попал в плен, кто ушел с командирами к Можайску и Малоярославцу. А эти поплутали по лесам, поголодали, побегали от немецких патрулей и, наконец, пришли домой.

В январе 1942-го один из них, Тимошенков, ушел к Кирову.

Двое – в лес, к партизанам.

Трое остались на печке.

Остальные подались в полицию. Один стал помощником старосты деревни.

Как только 10-я армия взяла Киров, слух о том, что Красная армия разбила немцев под Москвой, захватила Киров и уже подошла к границам Куйбышевского района, разлетелся по всем деревням. Сразу начали создаваться партизанские отряды. Активизировались те, которые появились раньше, осенью – зимой 1941-го.

В лесах в окрестностях райцентра Мокрое и железнодорожной станции Бетлица действовали два отряда – Хатожский и Ветмицкий. Вскоре после того, как разнеслась весть о взятии Кирова, образовался Мокровский.

В Мокровском отряде было много молодежи. Это сказалось на характере первых операций. Партизаны думали, что после взятия Кирова наши войска начнут наступление дальше на запад. Западнее лежали райцентры Спас-Деменск, Мокрое и Бытошь. Первые два ныне относятся к Калужской области. Третий – к Брянской. Но, как мы уже знаем, 330-я стрелковая дивизия свою задачу выполнила и укрепляла оборону Кирова, чтобы не повторить «славу» гарнизона города Людинова и не оказаться выбитой со своих позиций первой же контратакой противника. Мокровский отряд ничего этого не знал, Красную армию ждали со дня на день. За лесом в стороне Кирова гремело. Казалось, что канонада приближается, что наши войска вот-вот освободят и эту местность. Решили помочь своим, ударив по немцам с тыла.

И вот в один из дней Мокровский отряд выбил из райцентра полицейский гарнизон, захватил ключевые позиции, закрепился у дорог. Партизаны овладели райцентром и начали ждать прихода наших войск.

Но шли дни, а войска не появлялись. Канонада все так же гремела вдалеке на востоке – за долами, за лесами…

Отряд был небольшой, около двадцати человек. Продержались партизаны около десяти дней. И из райцентра их выбили.

На церковной колокольне партизаны установили пулемет. Он и прикрывал уход отряда из Мокрого.

Отряд распался. Часть людей ушла к Кирову. Другая, во главе с комиссаром Волковым, – в Раменный лес. Третья группа разошлась по домам.

Но вскоре и они ушли в лес. Терпеть «новый порядок» оказалось невыносимо.

Бургомистром в Мокром немцы назначили Юрия Кружаленкова. Житель села Милеева Куйбышевского района, перед войной в Смоленске окончил педагогический техникум. Служить немцам пошел, как говорят, «за идею». И служил хорошо. Помощником начальника районной полиции был школьник Мокровской средней школы, десятиклассник Иван Дятлов.

Зимой 1942-го партизаны начали за Кружаленковым охоту. Однако бургомистр обладал звериным чутьем и все ловушки и засады партизан обходил. То менял маршрут своей поездки, то время.

Местному партизанскому связному Николаю Иванову в Рогнединском партизанском отряде дали поручение: выследить, где, по каким дорогам ездит Кружаленков, какие маршруты у него основные, а какие запасные.

Николаю Иванову было шестнадцать лет. Жил он с родителями в деревне Грибовке, что рядом с райцентром. И вот однажды в окно он увидел, что к деревне приближается одинокая повозка. Конь – кружаленковский. Парень метнулся на чердак. Там у него был спрятан пистолет. У юного партизана появилась возможность расправиться с предателем самому. В тот момент он забыл о приказе командира отряда: ни в коем случае не предпринимать никаких действий, кроме наблюдения. Когда Кружаленков подъехал совсем близко, Иванов выстрелил. И промахнулся. Кружаленков резко повернул коня и погнал его назад, в Мокрое.

А теперь давайте вернемся назад, в предысторию этого выстрела. Почему у юного партизана не выдержали нервы, когда он увидел Кружаленкова совсем близко, на расстоянии надежного выстрела, и откуда у парня была такая ненависть к бывшему учителю.

Кто-то перерубил в нескольких местах кабель связи, который шел вдоль железной дороги от станции Бетлица в сторону Рославля – на запад, и в сторону полустанка Феликсово – на восток. Начали искать виновных. Партизан, которые крепко сидели в Раменном лесу, немцы несколько раз пытались взять. Но те давали отпор, и, не имея достаточных сил и средств, немцы в Раменное больше не совались. Кабель рубили, по всей вероятности, партизаны. Но отомстить немцы решили местным жителям, видимо подозревая, что связь у них с лесом есть.

Пришли в деревню Грибовку. Отряд возглавлял офицер. С ним – переводчик. У местного старосты спросили: «Кто из ваших мог порубить кабель?» Тот пожал плечами. Тогда спросили так: «Кто из ваших может сочувствовать партизанам?» И староста, не вдаваясь в тонкости возможного перевода с русского на немецкий, ответил: «А все». Эта фраза решила судьбу мужского населения деревни Грибовки.

Всех жителей деревни мужского пола от 14 лет до стариков согнали в колонну и повели к Соловьевке. Там, в овраге, поставили к обрыву и расстреляли. Пожалели только одного – пятнадцатилетнего Нила Егоровича Рулёва. Забрали в гарнизон и держали при конюшне. Нил ухаживал за немецкими лошадьми.

Были ли в том немецком отряде, расстреливавшем грибовских мужиков, полицаи, местные хроники не сохранили. Тема эта, полицейская, долгие годы была запретной, на ней лежало негласное табу. Почему? Да потому, что повязки тогда надели многие из местных. Кто не вляпался в расстрелы и другие зверства, потом, когда пришла Красная армия, были призваны полевыми военкоматами. Их, как правило, направляли в штрафные роты. Действовала директива НКВД/НКГБ № 494/94 от 11 ноября 1943 года. Согласно директиве, шанс «искупить вину кровью» давался тем, кто в первые недели и месяцы войны дезертировал из Красной армии и «находился на оккупированной врагом территории», а также попавшим в плен власовцам, «бывшим полицейским, которые не запятнали себя серьезными преступлениями».

Вспоминаю рассказ бывшего директора совхоза им. Калинина Куйбышевского района П.Т. Бурдукова, впоследствии депутата Государственной думы трех созывов.

Центральная усадьба совхоза – село Троицкое. Находится недалеко от Безымянной высоты, о которой рассказ впереди. Красивое, старинное село с липовым парком. И вот в том парке решил директор совхоза к очередной круглой дате освобождения района поставить обелиск в память жителей Троицкого сельсовета, погибших на фронтах Великой Отечественной войны. Взяли в райвоенкомате список погибших, сверили его с тем, который был составлен путем опроса. Каменотес приступил к делу. В день открытия памятника в липовом парке собрался весь совхоз. Люди пришли и приехали из самых отдаленных деревень, с Десны. И вот одна старушка вдруг и говорит: «А этот злодей как тут оказался? – И указывает батогом на одну из фамилий. – Он же в оккупацию с винтовкой ходил, полицаем был, и нас, колхозных баб, на работы плеткой сгонял. Из чулана последнее выносил, когда дети от голода пухли…» Оказалось, и правда: в Красную армию призвали летом, попал в окружение, пришел домой, вступил в полицию, а когда пришла 10-я армия, по директиве НКВД/НКГБ попал в штрафную роту и погиб под Чаусами смертью храбрых.