Петр Лещенко. Все, что было. Последнее танго - Вера Лещенко Страница 34

Ты мне не рассказывал, кого и как спасал. Ты даже не говорил, чего тебе стоило обезопасить моего старшего брата Жоржа, которого призвали в армию и отправили на фронт раньше папы и который появился в Одессе в дни оккупации и рассказал, что попал в плен, бежал. До отъезда в Бухарест ты его прикрывал как мог. Но тогда, в 1942-м, тебе нужно было и о себе позаботиться, потому что твои сын, жена, пусть вы и разводились, мама, отчим и сестры стали заложниками твоих решений, всецело зависели от тебя, как и мы.

Пролетело первое наше с тобой лето. Вести с фронта были неутешительные, но это была информация от оккупационных правителей. Ты где-то умудрялся выяснить правду:

– Скоро все должно закончиться. Я знаю, румыны не смогут долго воевать. Они очень мирные люди. Я столько лет прожил среди них. Уже сейчас у них другие настроения. Русские очень мужественные.

Я не задумывалась, что будет, когда закончится война. Просто очень хотела, чтобы это скорее случилось. Рядом с тобой переносить все было легче, но хотелось мира. Очень хотелось мира. Я, как и ты, мечтала многое успеть. Убеждена была, что папа вернется, он все поймет, и мы с тобой поженимся и останемся в Одессе. Или нет, мы поедем в Москву и там будем работать. Я закончу консерваторию. Стану певицей… Не подозревала я, что до Победы еще далеко, что испытаний на наши головы обрушится немало.

А пока шел сентябрь. Через месяц мне должно было исполниться 19 лет. Как-то вечером я занималась, разбирала новые пьесы любимого Грига. Ты работал в тот вечер без меня, обещал приехать утром и проводить в консерваторию на занятия. Потом к нам зашла моя подружка Людочка. Мы забрались на диван и с удовольствием перебирали новости: что в городе, что у знакомых. Людочка сказала, что все друзья рады за меня, что ты им очень нравишься. Неожиданно пришел ты:

– Я соскучился, хотел пожелать спокойной ночи и узнать, как успехи с Григом.

Увидел нас с подружкой, сплетничающих на диване, рассмеялся, мол, все понятно, не до Грига. Я стала оправдываться, но ты мой монолог остановил:

– Не то сделала – исправь, если то – продолжай. Надо делать, что сердце велит. Хорошо, что я вас обеих застал. Хочу посоветоваться. Осталось несколько дней, тебе 19 исполнится. Как отмечать будем?

– У меня первого ноября день рождения. Еще много времени.

– Надо отмечать День ангела – День Веры, Надежды, Любови – 30 сентября.

Я тебе всегда верила. С тех пор 30 сентября свой день рождения отмечаю. Однажды анкету заполняла и написала эту дату – пришлось переписывать. Кадровичка еще рассмеялась, мол, артистки обычно убавляют возраст, а ты прибавила целый месяц.

Решили мы тогда собрать моих друзей по училищу, консерватории, соседей, конечно, и родственников.

День 30 сентября был сказочный. Проснулась я от папиного голоса. Я так ясно слышала его: «Доча, будь счастливой!» Подошла к окну, распахнула его. Больше года прошло, это была первая весточка от папы, пусть во сне. Я в том увидела добрый знак, рассказала маме. Лучше бы не делала этого – она расплакалась так горько, безутешно. В тот день она хорошо держалась, пела, с тетей Лелей и соседями накрыла праздничный стол, но глаза у мамы были грустные.

Много лет прошло с тех, много уже было пережито, когда она мне призналась, что и ей папа приснился. Он стоял на краю обрыва, а мама карабкалась по склону, пыталась дотянуться до него, но он не помог ей, отвернулся и ушел. Мама предчувствовала, что папа не простит мне моего счастья. Я же поняла, что он меня благословляет.

Тебе удалось устроить праздник, несмотря на внесенные войной коррективы. Накануне ты предупредил, чтобы мы тебя не ждали. Ты должен был подъехать позже. Собрались мои друзья и другие гости, кто-то включил проигрыватель. Слышу с балкона: «Верочка, кажется по твою душу посланец!»

Я решила, что ты подъехал, выбежала на балкон. Внизу стояла машина, из которой рассыльный доставал корзины с белыми розами. Я увидела три, а девчонки считали: четыре, пять… девятнадцать. Дверь машины захлопнулась, а парнишка в костюме рассыльного, подхватив две корзины, вошел в подъезд. Я отправилась встречать его. Я не сомневалась, что цветы от тебя. В каждой корзине была открытка, каждая с разными пожеланиями от тебя. Прости, без тебя я только треть их исполнила. Потом приехал ты. Всеобщий восторг, обо мне забыли – тебе все внимание. Без перехода поешь полюбившуюся мне «Ты и эта гитара»:

О, серенада

Звенит и замирает.

В душе отрада,

Душа поет и тает.

Как и эта гитара —

Неразлучная пара.

Пусть никто не узнает,

Что на сердце ты одна.

Все завороженно смотрят на тебя. А ты встаешь перед мамой на колено и просишь моей руки. Мама благословляет нас. После того как узнала о ее сне, понимаю, что́ тогда в ее душе творилось. Но в тот момент грусть выдавали только глаза. Наконец ты подошел ко мне. Достал красивую коробочку из синего бархата, из нее – колечко с маленьким переливающимся бриллиантиком:

– А что доча скажет?

А доча руку протягивает. Ты надел кольцо – как будто я сама примеряла и подбирала, так подошло! Оно осталось самым любимым. Ко времени ареста у меня уже было много всяких дорогих украшений, но все отняли, простите, изъяли. Ни о чем не жалею, только об этом колечке и твоей печатке. Хотя бы увидеть, хотя бы прикоснуться!

На следующий день ты переехал жить к нам. Тебя не смущало, что нет света, воды. Мы были вместе – и это счастье. А потом в храме на Старопортофранковской настоятель обручил нас. А расписались и обвенчались мы уже в Бухаресте, когда был официально оформлен развод с Зинаидой. Знаешь, тогда впервые я почувствовала, что Бог слышит меня.

Твои поклонники, дежурившие у гостиницы, очень быстро прознали о переезде и стали собираться у нашего дома. Неизменная картина: ты выходишь, к тебе бросаются, протягивают открытки для автографов, говорят «за жизнь», кто-то просит стать крестным его ребенку, кто-то денег. Огорченным никто не уходил.

В декабре ты вновь уехал в Бухарест. Сослался на простуду, заверил, что надо показаться врачам. Я все принимала на веру. Позже твоя сестра Валя рассказала: «Зинаида потребовала, чтобы Петя приехал. Угрожать стала. Она согласилась на развод, но потребовала ресторан с виллой. Брат согласился. А тут о тебе узнала, обозлилась. Стала угрожать, что на фронт отправит. У них с Петечкой ссоры начались намного раньше. Он надумал в Россию вернуться, она была против. Вроде по ее заявлению от Пети потребовали явиться в часть. Ну, может не по заявлению… Но повестки домой приносили, а Петя сказал, что не получал их. Вот она и объявила, что он все знал, и где Петя, тоже сказала. Он ей простил. Петя добрый».

Могу понять боль женщины, которой предпочли другую. Та, другая, вызывает раздражение только потому, что моложе. Наверное, обидно, больно. От любви все эти страдания далеки, скорее, страдания по собственной молодости ушедшей. К тому же Закитт была танцовщицей, знала, что такое успех. Говорю об этом сегодня, потому что с возрастом сама ощутила потерю зрителя, сцены, работы. Могу понять и посочувствовать искренне. Но писать подметные письма на еще недавно близкого тебе человека, сдавать его властям!.. Этого принять не могу. Хотела бы я верить, что это неправда. Но ты простил, ты слова плохого о Закитт никогда не сказал.