Италия. История страны - Валерио Линтнер Страница 34

Утрехтский раздел оказался непрочным и перекраивал границы в течение всей первой половины XVIII века. Первая поправка случилась в 1720 году, когда Савойский дом вынудили обменять Сицилию, отошедшую к Австрии, на Сардинию. В 1734-м Неаполь и Сицилия вернулись в руки испанцев, когда Дон Карлос, сын Филиппа V Испанского и Елизаветы Фарнезе, захватил государство со своим войском и принял титул короля Карла III. В 1737 году умер последний Медичи, Джованни Гастоне, и Великое герцогство Тосканское попало в руки Франциска Лотарингского, который передал его своему сыну Леопольду в 1745-м. Затем в Аахене в 1748 году пьемонтцы отобрали Ниццу и Савойю. Эти территориальные преобразования сохранялись почти без изменений до 1796 года, когда в Италию вторгся Наполеон Бонапарт, и были восстановлены Венским конгрессом 1815 году после победы над ним.

Период Утрехтских соглашений для Италии был относительно мирным — что примечательно в свете событий предыдущих веков и особенно тех, которые произойдут в первой половине XIX века. Это был также период широкого социального упадка, попыток частичных реформ в отдельных частях полуострова и некоторого интеллектуального развития в эпоху Просвещения.

Итальянское общество XVIII века было крайне раздробленным, даже более, чем в других странах Европы, и в течение этого периода оно пережило существенную социальную поляризацию. Аристократии в различных итальянских государствах обладали всем и вели открытую, подчеркнуто роскошную и блистательную жизнь в городах и сельских поместьях, в основном приобретенных в ходе экономического спада прошлого века. Например, в Ломбардии родовая знать, за исключением духовенства, владела 40 % земли; в Венеции эта цифра составляла около 50 %, между тем как в сельской местности Тосканы господствовали обширные поместья семей Медичи, делла Герардеска и Феррони. Остальное население — как в городах, так и в деревне — будучи подавляющим большинством, почти ничем не владело и жило в бедности и нищете. Знать пользовалась освобождением от налогов и другими привилегиями, одновременно осуществляя традиционные феодальные права по отношению ко всему остальному населению, взыскивая десятину, пошлины и множество других налогов, тем самым еще увеличивая свои доходы и благосостояние. Этот пережиток феодализма преобладал на деревенском Юге, хотя был широко распространен и на Севере.

Здесь важно отметить два фактора. Прежде всего, богатство и могущество аристократов последовательно сосредоточивалось в руках все меньшего числа семей. В Неаполе 15 (из 1500) титулованных фамилий владели 75 % феодальных земель; в Агро Романо, в окрестностях Рима, 13 семей владели 61 % земли, а в Мантуе 142 фамилии владели третью всей территории. Во-вторых, церковь стала в этот период крупным обладателем привилегий и богатства: например, в середине XVIII века в Ломбардии она владела 22 % земли, в Агро Романо в 1783 году 64 церковные организации владели 37 % земли; а в Неаполе церкви принадлежало около трети территории.

Аристократия стояла во всех отношениях выше закона, она имела абсолютную и ужасающую власть над жизнью своих вассалов. Их можно было упрятать в тюрьму, выселить и даже убить по прихоти хозяина. Знать пренебрегала своими обязанностями по отношению к сельской экономике, расточая богатства на подчеркнутую роскошь, не вкладываясь в инфраструктуру и в благоустройство деревень. Зачастую аристократы были «отсутствующими землевладельцами», предпочитали жить в городах, где могли наслаждаться преимуществами придворной жизни, используя свои провинциальные виллы как временное пристанище. Такая система землевладения создала ситуацию, когда поместья сдавались в аренду доверенным лицам, которые становились управляющими. Так, например, в Тоскане появились фермы («fattorie»), организованные сельскохозяйственные поселения и единицы, которые делились на еще более мелкие угодья («poderi»), обычно менее десяти гектаров. На севере страны, на неспециализированных фермах («poderi») и молочных («cascine») трудились крестьянские семьи арендаторов («coloni»), которые рассчитывались за это право деньгами или испольщиной («mezzadro»). На юге были латифундии, где наемные работники трудились на зерновых полях или овечьих фермах.

В течение XVIII века численность населения Италии в русле общеевропейской тенденции выросла с 13 до 17 миллионов человек. Это вызвало повышение спроса на продукты питания и в свою очередь породило новые системы землевладения. Управляющие брали на себя все больше ответственности и власти; наряду с зарождением сельского капитализма появлялся новый сельскохозяйственный средний класс. Положение крестьян при этом ухудшалось. Крайняя бедность, кабальный труд, невежество, безграмотность и полное бесправие уже давно сопутствовали их жизни; теперь крестьян обирали и управители, и налоговые откупщики; многие крестьяне были вынуждены перейти от сравнительно безопасного положения арендаторов или испольщиков к гораздо более шаткому образу жизни наемных рабочих. Многие влезли в непомерные долги в результате печально известного «устного договора» («contratto alia voce»), ставшего образом жизни на юге. Он состоял в том, что купцы давали крестьянам зерно в долг, который нужно было вернуть во время жатвы, когда цены были значительно ниже. Ситуацию в деревне до предела обострил голод 1764–1766 годов, нанесший ущерб в основном Южной Италии. Цены на продукты питания поднялись, а жалование осталось прежним, соответственно и без того тяжелое положение крестьян еще ухудшилось. В конце столетия возникли такие социальные явления в раздробленной и разобщенной итальянской деревне, как массовое переселение из южных областей и нищенство. Миграция достигла таких масштабов, что королевство Неаполитанское еще долго испытывало нехватку рабочей силы, а все государства выпустили законы, препятствующие утечке населения.

Жизнь в городах была чуть лучше, но определялась столь же коренным неравенством и бедностью. Богачи обитали в своих дворцах и наслаждались придворной и культурной жизнью. Например, в упадочной Венеции они развлекались на карнавалах, на представлениях комедий Карло Гольдони (1707–1793) и, конечно, на концертах музыки Вивальди (1675–1741), между тем как пролетариат влачил самое жалкое существование. Правительство в городах, по меньшей мере, могло сдерживать самые безнравственные крайности аристократии, фиксировать цены и раздавать милостыню, помочь нуждающимся устроиться на службу в аристократический дом или ремесленную артель. Численность населения в городах росла медленнее, чем в деревне. Город господствовал над деревней и часто эксплуатировал ее, но между ними не было взаимопонимания. Городская экономика по большей части находилась в застое, исключением были порты, развивавшиеся вместе с ростом торговли, когда Италия включилась в европейскую экономическую и политическую жизнь. Некоторые из них становились порто-франко: пример подал Ливорно в 1675 году, потом Триест в 1713-м; за ними в 1728 году последовала Мессина, потом Анкона в 1732-м; процветающие прибрежные городки в некотором роде бросали вызов превосходству традиционно влиятельных городов.

Предсказуемым следствием этого социального неравенства и беззакония был пугающий рост преступности в XVIII веке. В Папской области с населением около трех миллионов человек произошло не менее тринадцати тысяч убийств за время одиннадцатилетнего понтификата Климента XIII (1758–1769). В Венеции с 1741 по 1762 год семьдесят три тысячи человек были казнены или приговорены к каторжным работам. Пытаясь как-то остановить этот процесс, венецианцы выработали трагикомическую систему странствующего безотлагательного правосудия: по городу и окрестностям в сопровождении группы стражей порядка должны были ходить судья, адвокат, священник и палач, хватая встречающихся преступников, чтобы казнить их на месте.