Николай II - Анри Труайя Страница 34

В этом климате лихорадки и смуты громом разорвалась весть о капитуляции Порт-Артура. В течение одиннадцати месяцев гарнизон героически отбивал все новые и новые атаки численно превосходящих сил врага. Но после того, как 2 декабря при взрыве японского фугаса был убит лучший из руководителей обороны, ее душа – генерал Р.И. Кондратенко, его место занял генерал Стессель. Его тоже величали как национального героя. Однако 19 декабря 1904 года, сочтя ситуацию безнадежной, Стессель послал к японцам парламентеров о сдаче. [103] Это явилось актом слабодушия – у гарнизона еще оставались и живая сила, и запасы для сопротивления. В эти дни Николай проводил смотр войск, отправлявшихся в поход. «21-го декабря. Вторник. Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам ввиду громадных потерь и болезненности среди гарнизона и полного израсходования снарядов! Тяжело и больно, хотя оно и предвиделось, но хотелось верить, что армия выручит крепость. Защитники – все герои и сделали более того, что можно было предполагать. На то, значит, воля Божья! В 10 час. подъехали к станции Березина… Оттуда поезд пошел к станции Бобруйск… и в 12 ½ отправился по направлению к Минску». И 10 дней спустя: «31-го декабря. Пятница. Мороз увеличился, была вьюга. После завтрака поехали в Софийский собор на панихиду по убитым и погибшим в Порт-Артуре. В 4 часа были на елке в местном лазарете… Обедали у Мамá».

Списки погибших занимали все большее место в столбцах газет. В потрясенном неслыханным унижением народе раздавались все более многочисленные голоса против бездарных генералов, против коррумпированных Великих князей, а через них – и против царя. Даже высшее общество осуждало смирение Николая перед несчастьем, потрясшим Россию. «Депеша о капитуляции Порт-Артура была получена царем на станции Боровичи, во время пути, – отмечает Ея Превосходительство госпожа Богданович 25 декабря 1904 года. – Новость, которая удручила всех, любящих свое отечество, царем была принята равнодушно, не видно было на нем и тени грусти. Тут же начались рассказы Сахарова (военного министра), его анекдоты, и хохот не переставал. Сахаров умеет забавлять царя. Это ли не печально и не возмутительно!» И 28 декабря: «Штюрмер (политический деятель, оппонент Святополка-Мирского. – Прим. А. Труайя) сегодня прямо говорил, что царь болен, его болезнь – бессилие воли; он не может бороться, всем уступает, а в эту минуту вырывает у него уступки самый ловкий во всем мире человек – Витте».

… Потеря Порт-Артура не подвела итог войне. На сопках Маньчжурии продолжались смертельные схватки за абсурдное дело, по морям по волнам медленно продвигалась вперед эскадра Рожественского, а за много тысяч верст от всего этого Николай молился за то, чтобы Господь обратил наконец свои взоры к России.

В субботу вечером 1 января 1905 года Николай, склонившись над страницами своего дневника, прилежно записывает: «Да благословит Господь наступивший год, да дарует Он России победоносное окончание войны, прочный мир и тихое, безмятежное житие!.. Погулял. Отвечал на телеграммы. Обедали и провели вечер вдвоем. Очень рады остаться на зиму в родном Царском Селе».

Затворившись в своей любимой резиденции, царь ведет там спокойную, безмятежную жизнь: бывает на офицерских собраниях различных полков, расквартированных поблизости, принимает прибывающих из столицы министров, совершает прогулки пешком или на «моторе»; ну, а большую часть своего времени посвящает семейным радостям. В Петербург наезжает только для выполнения своих высочайших обязанностей и на краткое время. Так, 6 января государь, по давно заведенной традиции, участвует в обряде водосвятия на Неве по случаю праздника Крещения Господня – и тут произошел странный случай: одно из орудий батареи, производившей салют с Петропавловской крепости, [104] вместо холостого заряда выстрелило картечью. «Один городовой был ранен. На помосте нашли несколько пуль; знамя Морского корпуса пробито», – отметил царь; было разбито также несколько стекол в окнах Зимнего дворца. Сам же государь, находившийся в павильоне на набережной Невы, остался невредим: в этот раз пуля миновала… В царском окружении заговорили о покушении, но проведенное расследование показало, что дело всего лишь в преступной халатности: пушку забыли разрядить после проводившихся накануне маневров… И без того день богат событиями, а надо еще принимать послов и посланников! В 4 часа того же дня государь заспешил обратно в Царское: отсидеться бы здесь подольше, подальше от протокольных церемоний!

Но именно в Санкт-Петербурге его присутствие было необходимо более всего. На следующий же день после падения Порт-Артура рабочих окраины охватило возмущение. С 3 января 1905 года бастовали мастерские Путиловского завода; четыре дня спустя остановились еще 382 предприятия. 8 января число бастующих достигло 150 тысяч – выдвигались требования 8-часового рабочего дня и улучшения санитарных условий. В листовках, издававшихся большевистской секцией социал-демократов, помещались призывы требовать также политических и профсоюзных свобод, учреждения в России демократического режима. В гуще этой туманной агитации некий поп Георгий Гапон, священник церкви при Пересыльной тюрьме, выдвинул идею мирного рабочего шествия к Зимнему дворцу с целью поведать царю о горестях его самых ничтожных подданных. В действительности этот молодой, тридцатидвухлетний священник украинского происхождения был прекрасно известен полиции. На него, агента-провокатора, была возложена задача по проведению в жизнь патерналистской программы, задуманной Зубатовым и пережившей опалу своего автора. [105] Задача эта заключалась в том, чтобы под предлогом борьбы за социальный прогресс объединять рабочих в безобидные организации, где их подрывной пыл окажется под строгим контролем. В этом духе Гапон создал мощное «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», в котором насчитывалось уже 25 тысяч членов. Гапон электризовал их своим бурным красноречием и пророческим блеском в глазах. Какую цель преследовал он, сзывая на грандиозную манифестацию в воскресенье 9 января? Действительно ли он искренне предполагал разжалобить власти зрелищем почтительной и дисциплинированной толпы? Или же, напротив, рассчитывал на насильственный ответ властей с тем, чтобы решительно дискредитировать царя в глазах нации? Или, что вероятнее всего, он действовал при подстрекательстве полиции с целью спровоцировать аресты вожаков и тем прекратить существование организации, которая, как считалось, была под его патронажем? Вполне возможно, что в голове этой тщеславной, взбалмошной, экзальтированной особы, возжаждавшей освободительного взрыва, смешались все три означенных мотива; этот галлюцинированный демагог уже мнил себя посредником между государем и народом. 8 января он адресовал Николаю обращение, заявлявшее о своих намерениях: