Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти - Виктор Бакин Страница 35

но счастье, что Голос остался!

Никита Богословский: «Никто, как он, не пел. Тембр, его манера исполнения просто влезали людям в душу. И это было вполне закономерно и в кругах высокой интеллигенции, и среди простых рабочих. Я считаю это искусством, несмотря на невероятную простоту – искусством высоким!»

Тихон Хренников: «Я не был с Высоцким знаком и очень сожалею об этом, потому что это был разнообразно талантливейший человек. А разнообразие таланта всегда подкупает. Был бы он сейчас популярен? Талантливые люди всегда популярны. Раньше он пел на одни темы, сейчас у него была бы, видимо, иная тематика, но делал бы он это не менее талантливо».

В 1982 году Микаэл Таривердиев побывал в Париже, где впервые прозвучал на публике вокальный цикл на стихи А. Вознесенского в сочетании с камерной музыкой под названием «Запомни этот мир». Обращаясь к зрителям, композитор сказал:

– Я попытался отдать дань Высоцкому. В этом вокальном цикле я попытался соединить камерную музыку с ритмами и элементами, свойственными песне. Я люблю этот жанр… Высоцкого я бы назвал бардом. Это понятие в какой-то степени эквивалентно принятому у вас понятию автора-композитора-исполнителя, не имеющего профессиональной подготовки. Эта традиция, корни которой уходят в века, популярна в Советском Союзе. Барду неважно отсутствие заказов и заработка, если его везде зовут и всюду приглашают. Он остается свободным.

Есть еще одна особенность, которую я хотел бы подчеркнуть. Высоцкий сам исполнял свои песни хрипловатым голосом, аккомпанируя себе на гитаре. Те же песни, исполненные певцами-профессионалами, теряют, на мой взгляд, все очарование. Мне трудно объяснить, почему это происходит, но, даже когда Высоцкий поет с оркестром (это, к сожалению, записи на пластинках), теряется его сочность. Оркестр ничего не добавляет, наоборот – некоторые качества исчезают.

Обычно говорят, что поэты не умирают, их песни помогают каждому из нас стать лучше. Для этого они жили и продолжают жить после смерти. С Высоцким дело обстоит именно так».

Александр Тельников: «В музыкальном плане Высоцкий как бы работал «под примитив». Ему очень ловко удавалось обмануть слушателей, заставив их поверить в «грубую, мужественную и честную песню». На самом деле его мелодии нетривиальны, сложны и при этом целостны. Достаточно сравнить их со всем остальным, что делалось в этом жанре. В его мелодиях присутствуют длинные, сложные фразы, мелодические ходы на огромные интервалы (по крайней мере, огромные для певческого голоса в этом жанре), скачки на октаву и более. В них почти всегда содержится кульминационное развитие, достигаемое не только интонационными изменениями (тоже часто виртуозными), но именно мелодическими изменениями: переходом мелодии в другой голосовой регистр, расширением интервалов, обострением ритмических соотношений. Например, один из его ритмических приемов: удлинение длинных нот и укорачивание коротких во время кульминации. Он довольно изобретательно и продуманно варьирует мелодии при повторении, причем часто по-разному на разных записях, но всегда логично с точки зрения драматургии. При традиционной простоте его гармонии ему часто удается найти выразительные мелодические решения там, где их человеческое ухо привыкло не ожидать. Все эти методы удивительно гармонично укладываются в его драматургию и удивительно целостно выдержаны на протяжении всей его дискографии, от ранней до поздней».

Юрий Башмет: «…и лишь в последнее время я начал вслушиваться в слова и понимать, о чем поет, например, Высоцкий. Я уверен, что он гений. В юности мы играли песни The Beatles и думали про Высоцкого: «Ну что за ужас – три аккорда и хриплый голос?» А позже стало понятно, что возник жанр – городской романс. Это гениально подхватил Альфред Шнитке. Он уловил атмосферу этого городского романса. Подняться на высоту искренности, ощущения и понимания времени еще никто не сумел так, как Высоцкий. Во всем, что он делал, звучало одно: “Ребята, будьте людьми, у вас есть душа”».

Георгий Гречко: «Владимир Семенович говорил, что мало знает нашу профессию. Но у него уже была «Поэма о космонавте»: с тонкими психологическими ощущениями, точными деталями и образами. Ее удалось обнародовать лишь летом 1987 года. Конечно, важно, что она увидела свет. Но ведь мощный гуманистический заряд, который несет поэма, был нужен значительно раньше. В те самые 70-е годы. Но тогда, с одной стороны, у него было всенародное признание, с другой – ни тиражей пластинок, ни книг. Кому-то казалось, что многие его песни чересчур критичны, с «душком», подтекстом. Его критика не была злорадной, даже если он что-то высмеивал, она всегда была через боль его собственного сердца. Он не стоял в стороне и не зубоскалил. Он был в гуще людей, страдал сам и понимал страдания других. И героем его песен был не «блатняга», не отрицательный тип, как иногда пытались представить, а человек, остававшийся человеком в самых критических обстоятельствах. Всегда честным, мужественным, настоящим гражданином. Мужчине необходима трудная профессия. Но в застойные годы произошла переоценка ценностей. У многих они сменились. В творчестве Высоцкого ценности не упали в цене. Его положительные герои, которых он любит и которых он хорошо чувствует, – летчики, подводники, солдаты Родины.

Кто-то считал, что Высоцкий чернит многое зря, а ведь он чернил лишь то, что было не только черное – грязное. А вот то, что многие уже перестали рассматривать как передовое, зовущее, героическое, он, наоборот, чувствовал и воспевал».

Мой тезка знаменитый,

Мой ровесник,

Не завели историю болезни,

И медицине не предъявят иска,

Диагноз твой —

«Гипертрофия риска».

Но нету и в каноне Авиценны

Диагноза того у медицины.

Гипертрофия риска —

На театре,

На теле-, на магнитофонной ленте,

Груженной скальной породой «Татрой»

Ты мчался, свирепея, по столетью.

Мне говорили о тебе в Пицунде

Грузины – ты играл им на гитаре.

Похлеще времени нас песни старят,

Поскольку счет идет не на секунды.

Не отгорела красная калина,

Не отошли от смерти шукшинской,

Еще один мужик страну покинул

С диагнозом

«Гипертрофия риска».

Теперь в цене упала позолота,

И экономней тратятся румяна.

Кто людям смог помочь

Хоть на йоту,

Того запомнят

И еще вспомянут. Вновь

К югу – к Дюку,

к облетевшим кленам

Уходят без задержки самолеты.

…Щит рыцарства,

Что в патине зеленой,

Ты хоть чуть-чуть

отчистил от налета…

Похоже, что национал-большевистское требование Ст. Куняева о необходимости дать государственный отпор «агрессивному культу» Высоцкого реализации в особых полицейских мерах себе не нашло. Пусть и под надзором милиции, но в 1984 году, к четырехлетию со дня смерти Высоцкого, к его могиле выстроилась очередь длиной в полтора километра, а в легендарном скверике слева от входа на Ваганьково собирали тридцать металлических рублей для Куняева и ходили с ящиком, на дне которого лежали кусок веревки и записка «А осину сам подберешь!»…