В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса - Меган Ллойд Дэвис Страница 35

Однако не всегда это проходило так мимолетно. Порой совершенно ясно, что происходит, и страх захлестывал меня, когда я осознавал, что становлюсь объектом нападения, от которого никак не смогу защититься.

– Погляди-ка на себя, – как-то раз сказала сиделка, купая меня.

На следующий день я молча смотрел, как она обвела взглядом пустую комнату, задрала подол платья, оседлала мои бедра, а потом начала тереться о мое тело. Я лежал, неподвижный, не моргая, ничего не видя, пока не почувствовал, как она с меня слезла. Страх принимался глодать меня при мысли, что она может снова ко мне прикоснуться, но этого не случилось.

Чем я был для этих женщин – извращенной фантазией, давней и похороненной в глубине души, или мгновением безумия? Не знаю. Но для другой женщины, которая тоже мучила меня несколько лет, я точно был не более чем вещью, предметом, которым она пользовалась, как хотела и когда хотела, прежде чем снова отбросить в сторону.

Уединение было тем кислородом, который вдыхал жизнь в ее поступки: она всегда находила способ остаться со мной наедине. Когда она в первый раз прикоснулась ко мне, я с абсолютной ясностью понял, что она делает, почувствовав, как ее рука искательно лезет в ширинку моих брюк. Она казалась испуганной, неуверенной, и этот эпизод был кратким. Но в следующий раз она осмелела, и ее руки надолго задержалась на моем пенисе. Вскоре она совсем расхрабрилась, словно осознав, что открывать дверь в эту тьму не так страшно, как ей поначалу казалось.

Иногда она обвивает ногами мое тело и двигается все резче и резче, пока я не услышу ее прерывистый вздох. Или укладывает меня на спину, а сама встает за изголовьем и задирает мои руки, так что ладони ложатся ей на бедра. Мои пальцы неконтролируемо дрожат – она знает, что так и будет, – я слышу, как ее дыхание учащается, когда она прижимает мои пальцы к своим гениталиям.

Обычно, пользуясь мною, она молчала. Иногда это длилось целую вечность, она раскачивалась и прижималась ко мне, заставляя мое тело двигаться в такт со своим, пока наконец не замирала. Всякий раз я пытался затаиться в тишине, затвориться глубоко внутри себя. Но все равно чувствовал, как на душу нападает оцепенение. И только потом меня наполняло чувство стыда.

Если она вообще заговаривала со мной, то лишь как ребенок с куклой, знающий, что кукла на самом деле не живая.

– Давай поерзаем, – прошептала она однажды, вытаскивая меня из коляски.

Единственное, за чем она всегда тщательно следила, – это чтобы я ее не видел.

– Ты не должен смотреть, – говорила она, отворачивая мою голову в сторону. Но говорила она в этот момент не со мной, а с самой собой.

Это происходило не постоянно. Порой недели или даже месяцы она ко мне не прикасалась, а потом это случалось вновь и вновь несколько раз подряд. От этого было еще хуже, потому что я никогда не знал заранее, что она сделает и когда. Ничто не заставляло меня чувствовать себя таким беспомощным, как ожидание момента, когда она вновь придет за мной.

Тревога оттого, что она может сделать, когда я увижу ее в следующий раз, накапливалась во мне, пока я гадал, удастся ли мне на сей раз ускользнуть или нет. Страх застилал мои дни плотной пеленой. Я знал, что не смогу ни остановить ее, ни рассказать о ней. Я был просто безответным предметом, которым она пользовалась, когда хотела, пустым холстом, на котором она рисовала свои темные фантазии. И я сидел и ждал, прислушиваясь, пока не раздастся ее голос, зная, что в тот момент, когда я его услышу, мне еще отчаяннее захочется убежать.

– Привет, Мартин, – говорит она с улыбкой, глядя на меня сверху вниз.

Я смотрю на нее. Желудок скручивает тошнотой. Я чувствую, как вопль разворачивается внутри меня, точно флаг, плещущий по ветру, но не могу выпустить его наружу.

– Ну, пойдем, – говорит она, и я чувствую, как моя коляска приходит в движение.

Она увозит меня в комнату, где никто нас не увидит, и укладывает на кушетку. Задрав одну ногу и поставив ее рядом со мной, другой она упирается в пол, приподнимая юбку. Опускается, прижимаясь к большому пальцу моей ступни, начинает ритмично двигаться. Я пытаюсь исчезнуть.

Потом я лежу неподвижно, а она усаживается рядом со мной. Она читает журнал, перелистывает страницы, рассеянно ковыряет в носу. В конце концов бросает взгляд на часы и встает. Но, готовясь уйти, вновь оборачивается. Она забыла кое-что сделать.

Я смотрю, как она медленно проводит пальцем вдоль подмышки моей футболки, вытирая его о ткань. Слизистый след поблескивает на рукаве. Вот теперь ее акт презрения завершен.

Иногда она ложится рядом со мной, иногда – поверх меня. Иногда она трогает себя, в иные моменты – меня. Но, что бы ни случилось, я для нее – ничто; она забывает обо мне до следующего раза, когда ей захочется вновь прийти за мной, но я от нее избавиться не могу. Она – чудовище, обитающее в моих снах, преследующее меня, вопящее, подвергающее меня пыткам и повергающее в ужас. Ночь за ночью я просыпаюсь в поту, в страхе, что она вновь придет за мной, пока я сплю. Она – паразит, вползший в мою душу. Лежа в темноте, я гадаю, смогу ли когда-нибудь от нее избавиться.

В то время я больше чем когда-либо нуждался в помощи воображения. Это был побег в другой мир – мир фантазий. Там я мог быть кем угодно: не только пиратом, но и летчиком, астронавтом или гонщиком «Формулы-1», морским тритоном, тайным агентом или воином-джедаем, обладающим способностью читать мысли.

Иногда я сидел в своей коляске в классе стационара и чувствовал, как становлюсь все меньше и меньше, покидая этот мир. Я представлял себя маленьким, как игрушечный солдатик, настолько крохотным, чтобы поместиться в реактивный самолет, ждущий меня в углу комнаты. Пусть всем остальным казалось, что это всего лишь игрушка, я один знал, что это – реактивный истребитель, и его моторы гудят, ожидая меня.

В грезах тело мое всегда было сильным. Я выскакивал из своего кресла-коляски, озирался по сторонам, прислушиваясь к шагам людей. Если бы кто-то меня увидел, он был бы потрясен. Я был готов отразить нападение. Возможно, они решат, что я – плод их воображения, но это не так; я – настоящий. Переброситься через край кресла и приземлиться на пол с мягким стуком. Я бросал взгляд вниз и убеждался, что мои футболка и шорты исчезли и я одет в серый летный костюм. Форма шуршала, пока я бежал к истребителю, забирался по трапу и ввинчивался в кресло за панелью управления, надевая шлем. Моторы ревели и лампочки вспыхивали передо мной, но я оставался спокоен. Я понимал, что происходит, потому что был тренированным, опытным пилотом.

Я выжимал рычаг, и самолет приходил в движение. Все быстрее и быстрее он мчался по линолеуму, которым был застелен пол моего класса, а потом поднимался в воздух и вылетал в коридор. Мариетта шла мне навстречу, но я на полной скорости проносился у нее над головой. Я был слишком быстрым и маленьким, чтобы она меня увидела. Я вновь тянул штурвал на себя, и самолет устремлялся вперед.