Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте - Пьер Антонетти Страница 35

То же самое относится к женщинам. Лесбийская любовь получила широкое распространение. Трансвестизм у мужчин и женщин наказывался публичной поркой. Тщетно — иначе не пришлось бы вновь и вновь оглашать столь грозные постановления.

Стало общим местом утверждение, что мы утратили чувство праздника. Если учесть количество и важность праздников в Средние века, разница между той эпохой и нашим временем станет понятна. Тесные отношения с соседями, прочность семейных и клановых уз, искренность и непосредственность религиозных верований, городской патриотизм, привязанность к родным местам, частота и тяжесть бедствий, посланных природой (недород, эпидемии) и вызванных людьми (внутренние и внешние войны), краткость жизни, обостренное чувство мимолетной молодости, неосознанная потребность в компенсации стеснений и ограничений, налагавшихся семейной, общественной и политической жизнью, — все это побуждало человека Средних веков с радостью отдаваться празднику, религиозному или светскому. Добавьте к этому материальный достаток граждан и процветание города, желание блеснуть перед другими, догнать и перегнать соседей по приходу или кварталу (соперничество, о котором современный человек имеет весьма слабое представление) — и поймете, что в таком развитом городском обществе, каким была Флоренция времен Данте, «одиночества просто не существовало».

И сам Данте, столь сурово критиковавший в «Божественной комедии» нравы сограждан, в полной мере вкусил плодов праздника в годы своей молодости, когда составлял компанию молодым людям, собиравшимся воспеть «прекрасных дам без сердца», равно как и тех, что были далеко не бессердечны; эта молодежь преследовала своими ухаживаниями замужних женщин даже в церкви, составляла веселый кортеж государей, посещавших город, участвовала в поединках, турнирах и лошадиных бегах. Короче говоря, мрачный пророк, переполненный горечью и желчью, неумолимый судья, непреклонный цензор, предстающий перед нами в «Божественной комедии», в весеннюю пору своей жизни был не последним среди золотой молодежи Флоренции (правда, он больше блистал своим талантом, нежели богатством).

Религиозных праздников во Флоренции было немало. Самые любимые — День святой Репараты, отмечавшийся 8 октября, и День святого Варнавы, 11 июня. Наиболее многочисленными (около ста) оставались праздники святых покровителей приходских церквей, а также святых покровителей религиозных орденов.

И все же ни один праздник не мог сравниться по пышности и размаху с Днем святого Иоанна Крестителя, хотя, как остроумно заметил Давидсон, «проповедник в пустыне, аскетический предтеча Христа едва ли мог дать повод для подобного расточительства, проявления столь необузданной гордыни» (Davidsohn. VII, 562). Но, как известно, праздник святого Иоанна, получивший широкое распространение по всему средневековому Западу, заместил собой языческое празднование летнего солнцестояния. Отсюда его двойственный — религиозный и мирской — характер. Религиозный аспект, неизменно сохранявший свое значение, проявлялся в различных церемониях. Наиболее величественной была большая процессия представителей гражданских властей (приоров, капитана народа, консулов ремесленных корпораций, каждый из которых нес большую свечу весом не менее фунта) и церковных иерархов. Беря начало у кафедрального собора, она шла через весь город. Во главе колонны шествовали трубачи и флейтисты в сопровождении шутов в праздничных одеяниях — весьма примечательная деталь, свидетельствовавшая о взаимопроникновении светского и сакрального. Процессия двигалась под развернутыми знаменами ремесленных цехов, братств, сестьер, приходов и коммуны, под непрерывный звон всех колоколов города, топот и ржание лошадей, украшенных дорогими попонами. На всем пути ее следования не смолкали рукоплескания зрителей, высовывавшихся из окон (из которых свисали роскошные ковры, извлеченные из сундуков специально ради этого случая), торговцев и ремесленников, гордо стоявших перед своими лавками и мастерскими, выставив напоказ свои изделия и товары. Над торжественной процессией развевались гирлянды и флажки, живописные полотна, протянутые поперек улицы от дома к дому. В конце концов процессия прибывала на центральную площадь, между храмом Санта Репарата (кафедральный собор времен Данте, которому не довелось увидеть новый собор, Санта-Мария дель Фьоре) и Баптистерием; над площадью на высоте двенадцати метров натягивали голубой, богато украшенный матерчатый балдахин. Пройдя перед штандартами коммуны и цехов, входили в Баптистерий Святого Иоанна на торжественную мессу, в которой участвовали все певчие города.

Почтив столь достойным образом своего святого покровителя, флорентийцы могли вволю предаваться мирскому празднованию. Живописны были скачки на «бородатых» лошадях, наградой за победу в которых служил парчовый штандарт (palio) темно-красного цвета, украшенный лилией из позолоченного серебра и красным крестом на белом поле (герб города), установленный на повозке, запряженной двумя лошадьми под попонами; в повозке находились трубачи коммуны и красивые дамы, коим и предстояло вручить награду победителю. В произведении Данте содержится намек на эти скачки (Рай, XVI, 42). Зрелище весьма колоритное, в военное время проходившее в открытом поле или, в качестве вызова, у стен осажденного города (например, в 1289 году у Ареццо, после победы, одержанной в сражении на Кампальдино, в котором участвовал и Данте). Поэт сообщает нам, что всадники проносились мимо окон его дома, проехав по многим улицам города.

Если День святого Иоанна Крестителя — это самое важное религиозное торжество, то майский праздник (Calendimaggio, 1 мая) является его светским аналогом. Это языческое действо берет начало, по мнению Давидсона (Davidsohn. VII, 560), на севере, не будучи специфически флорентийским. Его смысл заключался в радостной встрече «веселого месяца мая»; эта встреча была распространена на всем средневековом Западе, центральным моментом ритуала служила посадка дерева, украшенного гирляндами. [88] Во Флоренции эта традиция, сравнительно новая, утвердившаяся не ранее 1290 года, обогащается элементом, заимствованным из провансальской культуры: любовными ухаживаниями в манере куртуазной любви. На городских площадях возводят временные сооружения, называвшиеся дворами (corti), украшенные шелковыми и парчовыми тканями. Компании юношей и девушек здесь танцуют и раздельно — обратим внимание — пируют. После пирушки веселые и невинные компании (brigate) одетой в лучшие уборы и украшенной гирляндами молодежи высыпали на улицу, чтобы танцевать и петь среди играющих на виолах и цитрах музыкантов и шутов. Почтенные дамы и благонравные девицы, разодетые в лучшие наряды, приветствуют из окон со свисающими из них коврами или дорогими тканями процессию на всем пути ее следования. Этот невинный праздник молодости и любви, продолжавшийся в домах богатых патрициев, давал мужчинам и женщинам редкую возможность познакомиться. Боккаччо утверждает, что именно на майском празднике 1274 года совсем еще юный Данте Алигьери (ему тогда исполнилось девять лет) познакомился во дворце богатого банкира Фолько Портинари с маленькой девочкой восьми лет от роду, Беатриче, в которую влюбился и которую не смог забыть.