Монсегюр и загадка катаров - Жан Маркаль Страница 36

Позиция гностиков прежде всего синтетична: они отказывались признавать пропасть между евангельской доброй вестью и гуманистической мыслью греческих философов и утверждали, что человеческий дух эволюционирует непрерывно. Они выражали сильное недоверие библейским книгам Ветхого Завета, целиком или частично отвергая его. В плане внешней стороны религии наблюдалось большое разнообразие практик. Некоторые секты рекомендовали самый суровый аскетизм, чтобы достичь полного очищения бытия. Другие, наоборот, исходя из утверждения, что плоть — творение сатанинское, желали некоторым образом сжечь ее, доведя до предела ее возможностей, чтобы полностью уничтожить. Последняя концепция породила целый ряд более или менее магических практик сексуального характера, доходивших до разврата, что больше всего возмущало современников, не понимавших точного смысла этих занятий. Действительно, эта категория гностиков зашла в этой сфере очень далеко, но под внешней распущенностью скрывались глубинные мотивации, оправдывавшие ее.

Во всяком случае, это была революция, позволившая освободить мысль от истории, как прежде понимали последнюю — от ветхозаветной истории, воспринимаемой как наследие исключительно еврейского народа и поэтому вызывавшей подозрения в подлогах или искажении, и, наконец, от холодной греческой космологии, претендовавшей на научное объяснение мира. Эта форма мышления, столь разнообразная в своих проявлениях, распространилась по всему Ближнему Востоку и прочно воцарилась в Александрии, которая была настоящей ее столицей, так же как в Вавилоне и большинстве крупных городов. Гностические общины объединяли ученых и эрудитов, которые были настоящей интеллектуальной элитой того времени. Отсюда эта смесь магии, философии и символической мифологии, которую встречают во всех доктринах, причисляющих себя к гностическим.

Гностические тенденции вскоре отразились и на других философских школах, как на неоплатониках, так и на пифагорейцах, не принадлежавших к христианскому миру. Но под их влияние подпали и христианские церкви, вследствие чего сформировались группы, которые можно назвать еретическими, будь то даже новациане Северной Африки, требовавшие от своих священников абсолютной чистоты и полного отрешения от земных уз вплоть до немыслимого развоплощения. Богословы того времени, которых назовут «отцами церкви», начали резко реагировать на это, и вскоре дуализм стал рассматриваться не иначе как ересь в числе прочих, но как ересь главная и непростительная.

Именно разновидность гностицизма, манихейство, представляет собой наиболее совершенный пример дуалистической ереси, ставшей настоящей религией со специфическими ритуалами и догмами. Это название приобрело известность, и в конечном счете так стали называть все, что исходит из фундаментального противостояния двух начал: например, о детективном фильме или классическом вестерне нередко приходится слышать, что сюжет этого произведения манихейский, хоть оно не имеет никакого отношения ни к религии, ни к метафизике и повествует только о борьбе добросердечного поборника справедливости с ужасным извергом, стоящим вне закона. В конце концов этот термин стали применять ко всему, что расколото, разделено, пусть даже самым примитивным образом, на две внешне различные категории.

Названия «манихей» и «манихейство» происходят от имени иранца Мани, или Манеса, родившегося в 217 году н. э. в одном городке Центральной Вавилонии. Он был сыном некоего Патека, а мать его звали Мариам. Оба они имели персидское происхождение и, по всей вероятности, принадлежали к знатному роду — Аршакидов, династии, которая тогда правила Ираном. Известно, что его отец, официально исповедуя маздеистскую религию, пребывал, как говорится, «в духовном поиске». Он примкнул к гностической секте. Итак, Мани вырос в среде, которую волновали духовные проблемы, и, во всяком случае, испытал влияние гностицизма.

Биография Мани достаточно запутана, потому что в ней смешаны элементы предания и реальные факты его жизни. В двенадцать лет он получил божью весть. Ему якобы явился в видении ангел, посланный «Царем Рая Света» и сказавший ему: «Оставь этих людей (из гностической секты). Ты принадлежишь не им. Ты предназначен исправлять нравы, но ты слишком юн, и время еще не пришло». Через двенадцать лет ангел якобы передал ему второе послание: «Теперь время пришло. Изложи и провозгласи во всеуслышанье свое учение». Это предполагает, что в течение этих двенадцати лет тот погрузился в изучение религии или теологии. Тогда он совершил поездку в Индию, а по возвращении из нее направился ко двору Шапура из династии Сасанидов, только что сменившей на персидском троне династию Аршакидов. Похоже, Мани был очень хорошо принят при этом дворе, где было много образованных людей, потому что нашел последователей в окружении царя и получил разрешение проповедовать свою доктрину как сочтет нужным и где захочет. Рассказывают даже, что он обратил царя Шапура, и легенда добавляет, что Мани увлек царя на небо, где оба некоторое время висели в воздухе.

Как бы то ни было, с 242 по 273 год Мани ходил по Персидской империи, которая еще была проникнута старой маздеистской религией, и находил, похоже, все больше и больше последователей. Но в 273 году умер Шапур — Мани лишился своей главной опоры. Конечно, сын Шапура, Ормазд, также покровительствовал пророку, но он процарствовал всего год, а на смену ему пришел его брат Бахрам, полностью преданный маздеистской религии и не желавший терпеть, чтобы в его царстве проповедовали какую-то другую религию. Маги, очевидно ненавидевшие Мани, воспользовались этим, чтобы добиться его осуждения. Заключенный в тюрьму и прикованный к стене камеры, Мани в 277 году умер. После его смерти ученики продолжили его проповедь и разнесли ее по всему Среднему Востоку. Они сумели создать подобие церкви, очень хорошо организованной, которая долго выдерживала нападки противников — маздеистов или ортодоксальных христиан.

Однако христианством это не было. Мани притязал на то, чтобы основать универсальную религию, попытавшись найти общий знаменатель всех существовавших великих религий. Его доктрина хорошо нам известна благодаря документам первостепенной важности, найденным в китайском Туркестане и в Египте. Мани объявил себя преемником Будды, Зороастра и Иисуса. Если эти трое были пророками, говорившими соответственно для своих народов, Мани обращался ко всем народам земли. Он также утверждал, что Будда, Зороастр и Иисус несли только неполное учение — каждый из них владел лишь частью истины и знания, полным же знанием владеет он, Мани, потому что он — последнее звено длинной цепи, последний посланник Бога. И чтобы распространить это знание, Мани, в отличие от других пророков, довольствовавшихся обращением к своим ученикам, должен был сам записать то, что открыл ему Бог.

Однако манихейство — не только гармоничный синтез маздеизма, буддизма и христианства: это еще и гнозис, потому что все основано на Знании. Нельзя обрести спасение, не познав. Нельзя «умереть дураком». Вот «волшебное слово» этой доктрины, претендующей на высокую интеллектуальность. К тому же единственная настоящая проблема, вместе с тем самая трудная для решения, — это проблема соединения божественной частицы, иначе говоря — души, с телом, каковое представляет собой порождение земного мира, в свою очередь творения Демона и первопричины существования Зла. Так снова появляется понятие абсолютного дуализма.