Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин Страница 36

Что касается ее телосложения, то здесь воспоминания в основном сходятся: «стройная и изящная», «высокая и тонкая, но не сутулая», «высокая и худощавая особа» и даже «худая и прямая как палка». Все это, кстати говоря, заставляет сомневаться в том, что найденный в 1944 году силуэт изображает именно Джейн. Та дама вовсе не выглядит «худощавой». Генри называл фигуру сестры «подлинно элегантной, еще немного добавить росту — и он уже будет выше среднего» — изящная братская формулировка. Племяннику Джеймсу Эдварду запомнился «довольно высокий и стройный стан, легкая и вместе твердая поступь; внешность, говорящая о здоровье и живости». Анна также упоминала о тетушкиной быстрой, решительной походке.

Какой же образ возникает из всех этих воспоминаний? Писательница была высокой и стройной, с вьющимися волосами, скорее темными, чем светлыми. Сохранился один локон ее волос — бронзового цвета, но ведь известно, что волосы со временем выцветают. Судя по наброску Кассандры, Джейн, безусловно, была брюнеткой. У нее были небольшие глаза, яркие и блестящие; совершенно определенно не голубые, а карие или черные. Аккуратный небольшой нос и маленький рот. Круглые щечки, как у куклы, которые вспыхивали ярким румянцем от быстрого движения или волнения. Не красавица, но чрезвычайно привлекательная для тех, кто хорошо ее знал и умел оценить оживление, отзывчивость, ум, отражавшиеся в ее лице. И конечно, как и большинство людей, она менялась в зависимости от ситуации и окружения. Когда она пребывала среди тех, кого любила, с кем ей было легко, то сияла радостью и счастьем. Когда же оказывалась в обществе, внушавшем ей скуку и недоверие, то замыкалась и черты ее лица становились напряженными. Наверное, тогда она вполне могла произвести то впечатление, что запомнилось недоброжелательной Мэри Митфорд [100], сравнившей Джейн Остин с кочергой, прямой, жесткой и бессловесной.

Самое раннее из сохранившихся писем Джейн Остин обращено к Кассандре — она поздравляет сестру с днем рождения. Джейн написала его в субботу 9 января 1796 года, сидя дома, в отцовском пасторате. Это письмо — совершенно замечательный документ. В их семье все любили писать письма. Легко представить, как она строчила аккуратно и быстро, наслаждаясь и самим процессом, и возможностью пообщаться с нежно любимой сестрой. Письмо это не предназначалось для чужих глаз, а потому кое-где требует расшифровки. С небольшими же объяснениями оно делается столь же занимательным, как первая страница романа — романа того хорошо всем нам знакомого рода, где молодые женщины обмениваются новостями о своих приключениях, увлечениях и обсуждают постепенное продвижение к тому, что должно увенчать всю их жизнь, — к браку. Так получилось, что Джейн Остин как раз сама писала такой роман, и это совпадение, надо думать, ее забавляло.

Кассандра находилась в отъезде, с Рождества гостила у своих будущих свекров Фаулов в Беркшире. Она отправилась туда, чтобы разделить с ними тревоги, связанные с предстоящим их сыну Тому отплытием из Фалмута в Вест-Индию. Конечно, путешествие через океан было достаточно опасным, но, с другой стороны, его уже неоднократно и вполне благополучно проделывал не один из членов семейства Остин, что немного успокаивало Фаулов. К тому же отсутствие Тома не должно было быть таким длительным, как, например, Фрэнсиса. Так что Джейн не выражает сочувствия сестре, а лишь добродушно поддразнивает ее, обыграв в конце письма странноватое название корабля Тома Фаула «Понсборн». Упоминает она и его брата Чарльза, который довольно смело пообещал купить ей несколько пар шелковых чулок. По словам Джейн, сама она истратила столько денег на белые перчатки (для бала) и розовый шелк (для нижнего белья), что на чулки просто ничего не осталось.

Главной темой письма вроде бы является описание бала, состоявшегося накануне в Мэнидауне у Биггов, но на самом деле Джейн дает сестре понять, что ее интересует более важный и более личный предмет. Вторая фраза письма гласит: «Вчера был день рождения мистера Тома Лефроя, так что вы почти ровесники». Еще один Том, и, собственно говоря, фактически ровесник самой Джейн — им обоим только-только исполнилось двадцать лет. Этот блистательный незнакомец явился из Ирландии. В Хэмпшир он приехал погостить, так что к танцевальным партнерам, знакомым сестрам Остин с самого детства, не относился. Он был светловолос и хорош собой, умен и обаятелен. Получил степень в Дублине и собирался изучать юриспруденцию в Лондоне, а перед тем как начать занятия, приехал на рождественские каникулы к дядюшке и тетушке Лефрой в Эш. После этого первого упоминания Том Лефрой то и дело появляется в письме Джейн. Похоже, она просто не может удержаться от упоминаний об этом «воспитанном, привлекательном, приятном молодом человеке», весело выписывая строчку за строчкой и окуная хорошо отточенное перо в маленькую чернильницу.

Джейн только что достигла того возраста, в котором Кассандра обручилась со своим Томом, и обеим сестрам это, безусловно, кажется важным: девушки обычно подмечают такие вещи. Джейн описывает мельчайшие подробности вчерашнего бала: кто там был, и что произошло, и какие строились планы дальнейших увеселений. Ей нужно пересказать сестре уйму сплетен и перечислить всех гостей — все имена Кассандре знакомы, список не нуждается в дополнительных объяснениях. На балу присутствовали соседи со своими друзьями и родственниками, бывшие ученики их отца со своими сестрами, оксфордские друзья Джеймса и Генри. Оба брата тоже были там, хотя Джейн и упоминает среди танцоров лишь старшего, Джеймса. Она ничего не говорит о его недавней тяжелой утрате, зато пишет о том, что «он в последнее время весьма продвинулся в своих танцевальных способностях». Сестры поощряли Джеймса совершенствоваться в танцах — так, считали они, ему будет легче найти новую жену.

Среди джентльменов на этом балу преобладали духовные лица, словно Хэмпшир являлся какой-то особо плодоносной почвой для них. Но были среди гостей и землевладельцы, и даже один баронет, а вдова другого баронета, который в свое время служил каноником в Уинчестерском соборе, привезла с собой в карете трех дочерей и сына, чтобы они порадовались, поразмялись и расширили круг своего общения. Еще Джейн в письме упоминает среди присутствующих сына бейзингстокского доктора Джона Лифорда, подчеркивая свое расстройство по этому поводу и облегчение, что избежала необходимости с ним танцевать, а также Джона Портала — присутствие этого джентльмена порадовало ее гораздо больше (а его красавец-кузен Бенджамин накануне приходил в Стивентон с визитом).

Сестры Бигг вместе со своим пятнадцатилетним братом Гаррисом убедили отца иллюминировать оранжерею, чтобы добавить вечеру блеска.

Джеймс Остин танцевал с Алитеей Бигг — Джейн была уверена, что Кассандра порадуется, услышав об этом. Но еще больше она думала развлечь сестру рассказом о поведении Элизабет Бигг в пикантной ситуации: та отвергла одного поклонника и поощряла другого. Элизабет открывала бал с преподобным Уильямом Хиткоутом, привлекательным, веселым и состоятельным молодым священником, и к концу вечера все знали, что Хиткоут оттеснил Джона Харвуда, незадачливого сына мелкого землевладельца из Дина, который лелеял надежду жениться на Элизабет. Харвуды давали бал на предыдущей неделе, но даже привлекательность Дин-хауса не смягчила сердце мисс Элизабет Бигг.