Бесчестие миссис Робинсон - Кейт Саммерскейл Страница 37

Эдвард поблагодарил Комба за защиту. «По отношению ко мне вы действовали не только как добрый друг, но и как человек чести — полный решимости, чтобы в любом случае, насколько это в ваших силах, мне не нанесли удара в спину в темноте». Генри, по контрасту, действовал в манере «хитрой», «тайной и злобной».

Эдвард настаивал в надежде замять скандал. «Я говорю с вами, — писал он Комбу, — как сын может… говорить с отцом», эта мольба взывала не только к честности, но и к секретности семейного круга. Он напомнил Комбу об «особенных обстоятельствах моего положения, требующего избегать всякой публичности в деле такой важности». Леди Дрисдейл высказала то же соображение. «Могу я… умолять вас и миссис Комб считать это письмо строго конфиденциальным, — написала она, — поскольку с каждым днем все больше уверяюсь, что в молчании наша единственная безопасность».

В 1857 году разразился скандал с участием другой миссис Робинсон, а с ним и полемика по вопросу о публикации материалов, касающихся личных тайн. В марте романистка Элизабет Гаскелл издала биографию Шарлотты Бронте, умершей в 1855 году, и в ней описала роман между братом Шарлотты Бренуэллом и Лидией Робинсон, «зрелой и порочной» замужней женщиной, которая в 1840-х наняла его гувернером к своим сыновьям. «В этом случае все было наоборот, — писала миссис Гаскелл. — Мужчина стал жертвой; жизнь мужчины была разрушена и загублена терзанием и проступком, повлекшим за собой вину; семья мужчины пострадала от страшнейшего позора». Женщина, о которой шла речь, теперь леди Скотт, пригрозила в мае 1857 года издателям миссис Гаскелл судебным преследованием и добилась того, что книга была изъята и в нее внесены изменения.

* * *

Когда в начале 1858 года начал действовать Суд по бракоразводным и семейным делам, Генри Робинсон стал одиннадцатым человеком, подавшим прошение о разводе a vinculo matrimonii — от уз брака. Данная форма развода давала такой же результат, как смерть супруги: если Генри выигрывал дело, он, словно вдовец, мог взять другую жену.

Новый суд проводил свои слушания публично [94]. Этим он ставил цель продемонстрировать, как защищают и наказывают, определяя, что позволительно в браке, и в то же время показать, какой весьма ощутимый позор ожидает совершивших преступление. Среди ключевых положений Закона о разводе было условие о защите собственности замужних женщин, что давало право потерпевшей жене сохранять личные заработанные деньги, и смягчение критерия доказанности, требуемого для подтверждения измены. Что самое важное, процесс упростился. До 1858 года Генри Робинсон и другие, подобные ему, не смогли бы позволить себе полного развода.

Уже убедив церковный суд в прелюбодеянии Изабеллы, Генри имел все основания для уверенности, что новый суд удовлетворит его иск. Если Коллегия юристов по гражданским делам в Лондоне требовала двух свидетелей прелюбодеяния, то этому суду достаточно было одного. Руководство 1860 года объясняло: «Безусловно требовать показаний двух свидетелей в отношении фактов, которые едва ли могут быть иными, нежели тайными, означает в большинстве случаев поражение иска и отрицание правосудия». Также адвокату Генри не нужно было устанавливать факт прелюбодеяния сверх разумного сомнения; поскольку данный случай относился к общему праву, а не к уголовному, Генри требовалось только убедить судей, что его доказательства более вероятны, чем доказательства Изабеллы.

Адвокаты Генри сказали ему, что, хотя его иск против Эдварда Лейна сравнительно непрочен, мужчина, требующий развода, обязан теперь называть предполагаемого любовника жены как соответчика. Это послужило бы финансовой выгоде Генри: если его прошение окажется успешным, суд может обязать Эдварда возместить ему расходы и издержки. В феврале 1858 года Генри подал иск на Эдварда и Изабеллу.

В церковном суде Изабелла прикрыла Эдварда, позволив беспрепятственно удовлетворить иск Генри, но в гражданском суде невозможно было оставить доктора за пределами слушаний. Чтобы теперь защитить Эдварда, она должна была отрицать прелюбодеяние.

Барристеры Изабеллы и Эдварда встретились, дабы сформулировать их дело. 22 апреля Изабелла через своего адвоката отказалась от своей вины в прелюбодеянии, а на следующий день то же самое сделал Эдвард. За сто пятьдесят фунтов стерлингов он заказал копию дневника, чтобы его адвокат мог использовать этот документ для защиты.

За первые пять месяцев 1858 года в Суд по бракоразводным и семейным делам было подано сто восемьдесят прошений. Но только в понедельник 10 мая суд вынес свое первое решение о разводе, однако дальше дело пошло быстрее: к обеду следующего дня суд развел восемь пар. «Не могу не выразить своего удовлетворения тем, как работает новый закон, — сказал лорд Кэмпбелл, лорд-канцлер, помогавший составлять Закон о разводе. — Теперь все классы находятся в равном положении».

Одними из первых обратились в этот суд несколько адвокатов. Как юристы, они быстро оценили возможности нового закона; подобно Генри Робинсону, они принадлежали к современному среднему классу, их больше интересовала месть, а не репутация, стремление обеспечить себе свободу, а не сохранить честь семьи. Доказательства были непременно сфабрикованными. 12 мая адвокат по фамилии Торл обвинил свою жену в том, что она соблазнила сына их соседа [95]. Свидетелями мужа стали его племянник, случайно встретившийся с миссис Торл и сыном соседа в ее гостиной, «покрасневшими и смущенными», его слуга, якобы видевший, как молодой человек обнимал миссис Торл за талию у нее в столовой как-то днем в ноябре 1856 года, кучер, сказавший, что заметил пару целующейся в лесу летом 1857 года, и служитель гостиницы на Альгамбра-стрит в Лондоне, где они поселились в одном номере. На основании того, что пару видели на грани интимной близости, развод предоставили.

Идя по своему списку, судьи устанавливали, что является жестокостью, как доказать прелюбодеяние, где предел господства мужа над женой и детьми. Поступая так, они забрасывали публику историями о домашнем несчастье. «Каждый, с кем обсуждаешь любой неудачный брак, — говорилось в передовице в «Дейли ньюс» в конце мая, — тут же сопоставляет это дело с другим, которое вызывает упоминание о третьем; и вследствие этого тебя начинают преследовать образы проклятых домов». Даже королева Виктория, похоже, внезапно обеспокоилась судьбой данного института. «Думаю, люди слишком много женятся, — писала она в мае своей только что вышедшей замуж дочери Викки. — В конце концов это такая лотерея, а для бедной женщины — очень сомнительное счастье». Чарлз Диккенс, чьи романы много послужили восхвалению викторианского дома среднего класса, сам впал в состояние семейного кризиса. В пятницу 11 июня, за три дня до начала слушания дела Робинсонов, Диккенс объявил, что они с женой Кэтрин подписали документ о раздельном проживании. Избрав частное соглашение, Диккенс по крайней мере избежал публичности судебного зала. В газетах он отрицал слухи, что совершил прелюбодеяние с молодой актрисой или с сестрой жены. «Дыхание этого злословия», сказал он, оскорбляет его читателей, «как нездоровый воздух».