Босфорский поход Сталина - Сергей Захаревич Страница 37

Сталин не был социалистом и теорию классовой борьбы использовал в интересах своего дела, а весь марксистско-ленинский идеологический «багаж» позволял Кобе дурить 180-миллионную массу населения. Иосиф Виссарионович до мозга костей был монархистом православной теологической закваски. Изучая его личность, его политические ходы, явственно создается картина, что в области внешней политики он, как по шпаргалке, копировал практически все зигзаги 400-летней российской монархии (вот и не верь после этого «завещанию Петра Великого» шевалье Зона де Бомона!). Разница заключается лишь в том, что Коба не собирался ждать и возиться 400 лет, он хотел получить все, к чему стремились российские самодержцы сразу и, по возможности, быстро.

Проследим историю и географию имперских претензий России и сравним со сталинскими.

После провального Прутского похода (именно Петр начал торить тропу на Босфор) Северная война продолжалась с новой силой. До сих пор в российской истории культивируется утверждение, что фразу «прорубить окно в Европу» Петр бросил, якобы имея своей целью пробиться к морю в устье Финского залива и заложить там «град».

В лучшем случае, это заблуждение, а в худшем — ложь. Этим самым «окном» для Петра в действительности являлась Прибалтика в целом и Рига — в частности. Проще говоря, Алексеич хотел получить то, что не смог в свое время отхватить Иван IV. Многие советские да и российские источники объясняют Ливонскую войну необходимостью выхода России к морю уже тогда, в XVI столетии. При этом забывают взглянуть на карту границ того времени. Иван Грозный имел выход к морю на момент начала войны в Прибалтике, границы Московского государства по южному и восточному берегам Финского залива практически дублировали современные рубежи Российской Федерации в указанном районе. Просто Грозный не собирался строить городов в болотах на островах Заячий и Березовый, мало ему было и Ревеля, ему Ригу подавай, а в результате лишился всех своих владений на Балтике. Петербург для Петра был в первую очередь базой флота, а не «окном в Европу».

Санкт-Петербург был основан в 1703 году, однако Северная война после этого не прекратилась и продолжалась еще более 15 лет, пока шведы не были поставлены перед фактом окончательной потери Эстляндии и Лифляндии и невозможности их возврата военным путем. Тогда и только тогда, после завоевания Прибалтики, Петр посчитал дело сделанным и война завершилась.

Но получив широкий выход на морские просторы, российский монарх обнаружил, что это не сделало Россию балтийским гегемоном, кроме того, ключи от региона находились в руках недавних союзников по Северной войне — датчан и недавних противников — шведов. Датские проливы Скагеррак и Каттегат, запирающие выход в Северное море и далее в Атлантику, входили также в сферу особого внимания британской короны. Судя по организованному Петром браку своей старшей дочери Анны определенные планы в отношении Датских проливов были и у него, но какие — остается загадкой, смерть императора помешала их претворению в жизнь.

«…Архивы императора Петра хранились неразобранными в подвале дворца в течение полувека.

Их открыла лишь императрица Екатерина Вторая, когда большая часть папок (включая копию истории болезни государя) сгнила безвозвратно, превратившись в тлен, тайну.

…Два документа появились на Западе (да и в России имели хождение среди старобоярской оппозиции) после смерти Петра.

В первом назойливо подчеркивалось, что Петр умер от «дурной почечной болезни».

Второй документ был прямо-таки «государственным» подарком для противников России: речь идет о «завещании Петра, в коем тот повелел завоевать Запад», сделать Россию хозяином Европы и превратить ее в центр новой империи, подвластной религии православия» [58].

Самое время упомянуть о пресловутом подложном «завещании Петра Великого». И дело вовсе не в том, придумал ли его шевалье Эон от начала до конца или действительно где-то что-то прочел, а в том, что бравый драгунский капитан очень верно разобрался в хитросплетениях российской внешней политики.

Первое, что бросается в глаза при изучении истории России без купюр — это то, что каждый последующий русский монарх копировал внешнюю политику своего предшественника. Заложенную еще Иваном III (а именно с него началась имперская Россия, а вовсе не с Петра I) программу захвата Прибалтики, Литвы (Беларуси и Украины), а также Польши реализовывалась без малого 300 лет. Южный (турецкий) вектор в политике России появился уже при Петре и в свою очередь оставался камнем преткновения самодержавия на протяжении еще 200 лет. При подобном раскладе действительно впору задуматься о существовании некоего секретного «завещания». Тем поразительнее, что следующим «наследником» русских царей стал генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В. Сталин (Джугашвили).

«Еще в 1933 году Сталин сказал: «Балтийское море — бутылка, а пробка не у нас» (Свидетельство адмирала И. С. Исакова//»Знамя», 1988, № 5, стр. 77).

В. Суворов, непонятно на каком основании, делает вывод, что речь идет об Аландских островах. Наделе же Сталина волнуют Датские проливы, его очень беспокоит британский флот, который войдет в воды Балтики, как только Красная Армия ринется «освобождать» Прибалтику, Польшу и Румынию (маневры 1925 года). Его беспокоит и Финляндия, но не в качестве возможного агрессора, а в качестве плацдарма для объединенных англо-французских сил, которые могут высадиться на территорию Суоми после начала «освободительного» похода и реально угрожать Ленинграду и Заполярью. Поэтому на данном участке Сталин действительно готовится к обороне — в 1929 году начинается строительство мощного Карельского УРа, только передовой рубеж которого к 1938 году включал более 80 ДОТов, 200 ДЗОТов и около 80 танковых башен на бетонных основаниях.

Одновременно Коба подстраховывается и на дипломатическом уровне: в 1932 году СССР с Финляндией заключают договор о ненападении, продленный в 1934-м. Эта мера должна была (по крайней мере теоретически) воспрепятствовать Финляндии в предоставлении территории своего государства британцам и французам для наступательных операций против Советского Союза.

«Когда Иван Панфилович (командарм Белов, командующий войсками Ленинградского военного округа в начале 1930-х. — С.З.) начал работатьс Кировым, — продолжает Александра Лаврентьевна (жена командарма. —С.З.), — они целыми днями на границе пропадали, возвращались грязные, все в глине, ставили укрепления… Кстати, немцы с финнами так и не смогли эти укрепления преодолеть, разбились о кировско-беловскую линию обороны, а ту, что Сталин пытался делать после позорной финской кампании, разрезали, как нож — масло…» [57, Т. 8, с. 538–539).

Александра Лаврентьевна наивно полагала, что Киров и Белов возводили КаУР по собственной инициативе. На самом деле средств на подобное строительство уходило столько, что Сталин просто не мог не знать о его существовании. Все, что совершалось на советско-финляндской границе, делалось с ведома и по прямому указанию Сталина.

«Подготовка театра военных действий в мирное время. С первых дней существования Финляндской буржуазной республики и до осени 1939 года не было предположений о возможности наступательных действий в сторону Финляндии. Карельский перешеек и леса к северу от Ладожского озера всегда рассматривались Генеральным штабом как хорошее средство для обороны, с тем чтобы на главных театрах вести наступательные действия (!). Дислокация войск, постройка нашего укрепленного района, развитие путей сообщения и средств связи говорят сами за себя…» (Из доклада начальника артиллерии Красной Армии командарма 2-го ранга Н.Н. Воронова народному комиссару обороны К.Е.Ворошилову об итогах использования боевого опыта советско-финляндской войны. РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1391. Л. 92-122,128–146).