Лисянский - Иван Фирсов Страница 37

Приметил Лисянский — деньги колонистам достаются без больших усилий, «…ежели мысовский житель не приобретет денег, так он верно спит». Вторая сторона жизни, неприглядная, высвечивала во всей своей наготе: рабство. Белые колонисты время от времени устраивали облавы на негритянские поселки. «Узнавши жилища бедных дикарей, оные окружают ночью, когда от испуга ружейных выстрелов сии несчастные бросятся из шалашей своих, то тогда, убивая взрослых, берут в плен молодых, которые остаются навеки их невольниками».

«После сего рассказчик мой, — записал Лисянский, — велел привести в горницу большого мальчика и сказал, что при взятии его убито было до шестидесяти его взрослых соотичей. Какое варварство!»

Но среди обитателей мыса Доброй Надежды Лисянский отыскивал и добропорядочных людей. Как-то в Капштадте он встретил путешествующего немца Беккера, который рассказал ему о своих встречах с известными исследователями Южной Африки Левельяном и Гордоном.

Однажды на берег сошел англичанин Джонс. Он участвовал в экспедиции Броугтона, посланной Адмиралтейством с указаниями капитану Ванкуверу, совершавшему кругосветное путешествие.

— Два года мы бороздили океан, сэр, но так и не встретили Ванкувера. И лишь потом узнали, что мы разминулись с ним.

Февральским утром в комнату Лисянского постучали. Вошел пожилой, изможденный человек, с загорелыми до черноты лицом и руками он походил на мулата. Одежда его была сильно поношена.

— Позвольте, сударь, войти? — спросил он на чистом русском языке и тут же отрекомендовался: — Лебедев Герасим Степанович.

— Конечно, присаживайтесь, пожалуйста, — удивленно обрадовался Лисянский соотечественнику.

С блуждающим, истомленным взглядом, несколько странный, как показалось Лисянскому, посетитель выглядел очень усталым.

— Я только что прибыл из Калькутты, сударь, и имею честь передать вам поклон от господина Крузенштерна.

— Как, вы видели Крузенштерна? — изумленно воскликнул Лисянский.

— Не только видел, но и много беседовал, — ответил, устало улыбнувшись, Лебедев, — он пришел в Калькутту на фрегате «Луазо», находится в добром здравии и посылает вам привет.

Слушая посетителя, Лисянский с любопытством разглядывал его, стараясь понять, как он попал в Индию. Словно угадав его мысли, Лебедев начал рассказывать о себе:

— Вы, конечно, задаетесь вопросом, откуда взялся сей чудак и что он делал в Индии? Поясню, сударь. Сам я по профессии певец и немного пишущий человек. Тринадцать лет тому назад, странствуя по Европе и зарабатывая на пропитание пением, я получил от одного богатого англичанина предложение отправиться с ним в путешествие в Индию. Будучи по натуре человеком любознательным, я с удовольствием согласился и вскоре оказался в Индии, где и обосновался в Мадрасе.

Лебедева, видимо, мучила жажда. Взяв графин со столика, он отпил вина и продолжил рассказ:

— Познакомившись с коренными языками Индии, увлекся их звучанием и посвятил долгие годы изучению индийских наречий…

К сожалению, пытливость русского следопыта встретила отчужденно-завистливое отношение к нему чиновников Ост-Индской компании. Они всячески надсмехались и третировали Лебедева.

— И вот теперь, сударь, я без копейки денег спешу в Лондон к их сиятельству графу Воронцову. Авось, у него найду защиту.

Проводив неожиданного посетителя, Лисянский записал свои впечатления: «Сего дня адресовался ко мне господин Лебедев, российский музыкант, который пробыл несколько лет в Индии и теперь возвращается в Европу. Я весьма от него был рад услышать, что господин Крузенштерн прибыл благополучно в Калькутту и проводит там время довольно весело. Что же касается до самого Лебедева, то мне не трудно было в несколько часов разговора узнать, что это один из тех характеров, которые немогши жить в своем отечестве от распутства, таскаются по свету, не делая ни малейшей чести нации, к которой принадлежат; коротко сказать, он от долгов уехал из Европы и точно в таком же положении оставил Индию».

Увы, на этот раз Лисянский ошибся. Герасим Лебедев являлся далеко не заурядной личностью, несмотря на все странности его характера.

* * *

В конце октября 1798 года в каюте Баскакова, переведенного летом на «Резонабль», неожиданно появился Лисянский.

— Ну, Михайло Иванович, вот мы и расстаемся. Уходим завтра, братец мой, в Индию. Там заваруха начинается с индусами. На «Септр» грузят полк солдат и драгун.

— Вот незадача, — досадливо ответил Баскаков. Он уже привык за время совместной стоянки свободные часы проводить с приятелем на берегу. Как-никак единственный товарищ-россиянин в этих краях.

— Попробуй сходи к адмиралу, может, перепишет тебя на «Септр», — посоветовал Лисянский.

Еще в конце прошлого года Прингля сменил адмирал Кристьен, и за все месяцы офицеры ни разу с ним не общались.

Баскаков вернулся от него удрученный и с кислым видом объявил:

— Адмирал наотрез отказал. Здесь служба, говорит, а не пансион девиц.

— Прощай, брат, не горюй, что поделаешь, — успокаивал его Лисянский, — быть может, так и должно. У англичан с офицерами сейчас туго, не токмо с флотскими, но и с сухопутными.

Индия всегда сверкала жемчужиной в английской короне. Теперь там положение резко обострилось. В свое время Ост-Индская компания исподволь подмяла под себя сотню больших и малых индийских князьков, повязав их кабальными договорами. Компания смещала неугодных властителей, присваивала, попросту захватывала все больше земель, устанавливала всюду колониальные порядки. Но среди вассалов встречались и непокорные. Одним из самых главных врагов был правитель южноиндийского княжества Майсора — Типу-султан. Сын знаменитого полководца Хайдера-Али посвятил всю свою жизнь борьбе против владычества англичан. Типу имел отличные войска, пытался создать мануфактуры наподобие европейских. Он хотел объединить и возродить Индийскую империю времен Акбара. Этот человек был бельмом для Ост-Индии, его следовало убрать. Семь лет назад Типу потерпел поражение, но нынче он опять стал сильным, кроме того, несколько лет султану Майсоры помогали соперники Англии — французы. В армии Типу находились даже небольшие отряды французов. Англичане торопились разделаться с непокорным султаном. Полгода назад в Египте высадились войска Наполеона, перед новым 1799 годом они перешли Суэцкий перешеек и двинулись в Сирию. Франция грозила дотянуться наконец-то до далекой, но столь желанной Индии.

Едва «Септр» отдал якорь на рейде Мадраса, на его борт ловко взобрался полуголый индус и, разыскав капитана, передал ему инструкцию коменданта — на борт никого не принимать и на берег никого не пускать. Власти опасались тайных французских агентов.

Лисянский облокотился о фальшборт. Вечерние сумерки постепенно скрадывали береговую черту уютной мадрасской бухты. Один за другим вспыхивали огоньки на набережной, укрытой густыми кронами деревьев. Дальше проглядывали башни, подобные минаретам, холмы, покрытые лесом.