Иван Грозный и Стефан Баторий. Схватка за Ливонию - Витольд Новодворский Страница 37

Успехи поляков были столь значительными, потому что жители большинства областей не только не сопротивлялись, но добровольно им подчинялись, а иногда даже брались за оружие против соотечественников. Таким образом, главным достижением этих рейдов были даже не трофеи, а передвижка границ Речи Посполитой на несколько десятков миль в глубь территории, которую русские считали своей.

Между тем Иван не принимал действенных мер для защиты своих владений от врага; он даже вывел войска из пограничных областей, заперся в Александровской слободе и с прежним упрямством продолжал рассчитывать на успех своих обычных дипломатических переговоров, хотя положение государства было весьма печально; государственные чины, созванные им в конце 1580 года с той целью, чтобы решить вопрос, продолжать войну или заключить мир, заявили, что воевать с врагом нет у государства ни сил, ни средств, и просили царя помириться с Баторием. Однако политика царя по-прежнему оставалась невнятной. Он рассчитывал — тщетно, как и предыдущем году, — на то, что сейм не поддержит Батория, и, значит, у короля просто не будет денег на ведение войны. Больше того: Иван, похоже, надеялся, что в случае необходимости сможет сорвать сейм. С этой целью он содержал в Литве агентов, которых выдал королю боярин Давид Бельский, бежавший от царя к Баторию [93].

В переговорах своих с королем царь придерживался прежней тактики. Новое посольство, во главе которого стояли дворянин и наместник муромский Евстафий Михайлович Пушкин, дворянин и наместник шацкой Федор Андреевич Писемский и дьяк Иван Андреев, прибыв к Баторию в Вильну 24 мая, повело переговоры обычным порядком: сначала сообщило о готовности уступить королю города Румборк и Вольмар, потом еще два-три замка и наконец заявило, что царь отдаст всю Ливонию, за исключением Нейгаузена (Новгородка), Нейшлоста (Серенска), Неймюлена (Адежа), Ругодева или Нарева, и желает, чтобы король возвратил ему Великие Луки, Холм, Велиж и Заволочье в обмен на Полоцк, Озерище и Усвят. На это Баторий выдвинул свои условия. Главным в них было то, что Ливония должна быть уступлена со всеми замками и всей артиллерией, какая только в них находится. Король соглашался возвратить царю Великие Луки, Холм и Заволочье, но Себеж, стоящий на полоцкой земле, по его мнению, следовало разрушить, за что, в свою очередь, король готов был сжечь крепость Дриссу, находящуюся напротив Себежа. Кроме того, Баторий потребовал, чтобы Иван оплатил его военные издержки в сумме 400 000 злотых и согласился не на перемирие, как того хотел царь, а на вечный мир. При этом Баторий выражал желание договариваться окончательно лично с Иваном, для чего предлагал съехаться в каком‑нибудь пограничном пункте.

Условия, предлагаемые стороной, вполне давали основу для заключения соглашения, но мешало одно обстоятельство: ни Иван, ни Баторий не могли отказаться от владения Нарвой. Целью короля было любыми средствами прервать прямое сообщение русских с Западной Европой; отдать Нарву значило для него поступиться едва ли не самым важным смыслом войны. Но и Иван, для которого война была прежде всего способом сохранить пути в Европу, тоже не мог поступиться Нарвой. К тому же в это время у него появилась надежда на более счастливый поворот дел в войне. Люди царя в Литве и Польше доносили ему, что король плохо готов к продолжению борьбы, что у него собрано мало войска, что внимание его могут отвлечь дела в Трансильвании, возникшие вследствие смерти трансильванского воеводы, его брата, и т. п.

Все это так приободрило Ивана, что он сделал попытку начать наступательные действия. По его приказанию войско числом в 45 000 человек совершило нападение на Оршанскую область. Были сильно опустошены окрестности Дубровны, Орши, Шклова, сожжены предместья Могилева [94]. Все это сильно обеспокоило Батория; тем более что его армия еще не была готова. Он планировал двинуться в поход еще в мае, но пришлось отложить выступление до 20 июня, поскольку солдаты требовали уплаты выслуженного жалованья; сумма долга простиралась до 300 000 злотых. Сбор налогов, как всегда, происходил с задержкой, денег не хватало, и Баторий принужден был, как и в прежние годы, делать займы. Анспахский маркграф и бранденбургский курфюрст ссудили ему по 50 000 злотых, а маркграф еще и подарил 30 000 злотых. С помощью этих средств Баторий преодолел все затруднения и отправился в Вильну, где собралось значительное число воинов; одних венгров прибыло свыше 10 000 человек. Тем не менее Баторий был недоволен тем, как собирается армия.

Цель кампании хранилась в тайне. Никто, кроме Батория и Замойского, не знал, куда будет направлен удар, и только догадывались, что целью его будет Псков.

15 июля король двинулся из Дисны в Полоцк; по пути к его армии присоединялись новые отряды. Лишь только он прибыл в Полоцк, явился гонец Христофор Дзержек, которого он отправлял к Ивану с предложением своих условий в ответ на условия, предлагаемые последним посольством царя. Иван прислал Баторию с гонцом столь длинное письмо, что король не преминул заметить, что, вероятно, царь описывает события, начиная с самого Адама. Но главным в этом письме была, конечно, не его длина, а то, что оно полно было обвинений всякого рода и по тону весьма оскорбительно.

Царь припоминал события со вступления Батория на престол. Дескать, королевские послы, Станислав Крыский со товарищи, написали перемирную грамоту и крест на ней целовали. Иван отправил после того своих послов в Польшу для скрепления договора. Но один из них, Карпов, умер в пути, и царь выражал подозрение, что смерть посла была насильственной. Остальных послов король принял высокомерно: против имени его, Ивана, не встал и об имени его не спросил; поэтому послы и посольства не правили. Затем Баторий прислал к нему гонца Петра Гарабурду с «бездельною грамотою», чтобы перемирный договор был изменен и таким образом нарушено крестное целованье. «Не по христианскому обычаю захотел еси делати», — писал Иван, замечая, что нарушение присяги не допускается и в «бусурманских государствах»; не допускали ничего подобного и предшественники Батория. Но и после этого Иван увещевал короля через своего гонца Андрея Михалкова докончить мирный договор. Но Баторий не послушался и, сломав присягу послов своих, «выбил» царских послов из своей земли, как злодеев. Затем, прислав гонца своего Лопацинского с грамотой, в которой про царствование Ивана были написаны многие неправые слова, король пришел под Полоцк, отчину Ивана, с его изменниками Курбским, Тетериным, Заболотским и иными и взял крепость изменой. Мало того, город Сокол был сожжен новым умышлением, причем над мертвыми произведено было поругание, какое неизвестно и неверным. «Люди твои, — говорит Иван, — собацким обычаем делали, выбирая воевод и детей боярских лучших мертвых, да у них брюха взрезывали, да сало и желчь выймали, как бы волховным обычаем. Пишешься и зовешься господарем христианским, а дела при тобе делаются неприличные христианскому обычаю». Последующих послов Ивана принимал Баторий чрезмерно гордо, с такими укоризнами, каких царю не приходилось слышать ни от турецкого, ни от иных государей. Мало того, приказав послам явиться к Великим Лукам, король стал добывать крепость и в то же время требовал, чтобы послы посольство правили. «И тут которому посольству быть! — восклицает Иван. — Такая великая неповинная кровь христианская разливается, а послом посольство делати!.. Такой непобожности ни в бесерменских господарствах не слыхано, чтобы рать билася, а послы посольствовали… И волочил еси наших послов за собою осень всю, да и зиму всю держал еси их у себя, и отпустили еси их ни с чем, а тым всим нас укоряя и поругался нам».