Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор - Людмила Сукина Страница 38

Любопытно, что любовное приключение великой княгини наконец-то заставило и ее собственного мужа обратить на нее внимание. Он вспомнил, что имеет на нее права и должен выполнять свой супружеский долг. Похоже, в это время его уже мало смущало то обстоятельство, что он должен делить жену с другим мужчиной, хотя слухи о ее измене, несомненно, доходили и до его ушей.

Плодом отношений этого треугольника стало рождение великого князя Павла Петровича (1754–1801), будущего императора Павла I. Кто был его настоящим отцом — тайна семьи Романовых. В одном месте своих мемуаров Екатерина намекала, что Павел родился от Салтыкова, но из другой части ее воспоминаний видно, что наследник мог появиться на свет и от Петра Федоровича. Возможно, Екатерина Алексеевна и сама не знала, чьим сыном следует считать ее ребенка, поэтому и не стала уточнять это обстоятельство. Но, похоже, что и тогда, и потом происхождение Павла Петровича никого, кроме него самого, в семье Романовых не задевало. Последующие императоры интересовались этим скорее из любопытства и желания точнее определить собственную национальную принадлежность. Известный современный исследователь А. Б. Каменский отмечает: когда Александр III узнал от историка Я. Л. Барскова, что Екатерина намекала на отцовство Салтыкова, то очень обрадовался тому, что в нем, прямом потомке Павла I, больше русской крови, чем он полагал ранее.

Императрица Елизавета была довольна рождением «внука» и взяла его под свое крыло. Мальчика унесли в покои императрицы. Там он был окружен чрезмерными заботами. Комнату всегда жарко топили. Младенец, завернутый во фланелевые пеленки, лежал в кроватке, обитой изнутри мехом черно-бурых лисиц. Его укрывали двумя одеялами: атласным на вате и бархатным на лисьем меху. Малыш страшно потел от такого варварского воспитания, а позже, уже будучи взрослым, часто простужался от малейшего ветерка. Бабушка вскакивала и кидалась к нему при каждом писке.

На Екатерину она почти перестала обращать внимание. На крестины внучатого племянника Елизавета подарила невестке указ о выдаче из казны 100 тысяч рублей, которые вскоре забрала обратно, чтобы подарить их Петру Федоровичу (Екатерине эти деньги вновь выплатили спустя месяц). Еще императрица послала великой княгине ларчик с драгоценностями. Открыв его, Екатерина увидела, по ее словам, «очень бедное маленькое ожерелье, серьги и два жалких перстня», которые она постыдилась бы подарить своей «камерфрау: во всех вещах не было ни одного камня, который бы стоил сто рублей, и это не вознаграждалось ни работой, ни вкусом».

После крестин Екатерину во избежание всяких сплетен изолировали от Салтыкова и ее подруги — фрейлины Гагариной. Графа отправили в Швецию с известием о рождении у великокняжеской четы сына (странное, с современной точки зрения, поручение для возможного отца ребенка), а Гагарину срочно выдали замуж.

Молодая мать тяжело переживала свое одиночество. Позднее она отметит в «Записках»:

«Я более чем когда-либо замкнулась в своей комнате, и то и дело плакала. Чтоб не выходить, я сказала, что у меня возобновилась боль в ноге и что не могу встать с постели; но в сущности я не могла и не хотела никого видеть, потому что на душе было тяжело».

Официальный отец мальчика — Петр Федорович — не выразил ни большой радости, ни особенного неудовольствия по поводу рождения Павла, а уж Екатерине и подавно не выказал ни благодарности, ни сочувствия, ни претензий, такой уж он был человек. И каждый в семье Романовых продолжил заниматься тем, что его интересовало. Елизавета развлекалась и нянчилась с маленьким Павлом, Екатерина читала французские романы и сочинения европейских философов (Вольтера, Дидро, Монтескье), а Петр Федорович пьянствовал с приятелями и играл в солдатики.

Было между супругами и еще одно несходство, так сказать, эстетического свойства. Петр любил музыку, тонко чувствовал ее. Он сам неплохо играл на скрипке, и из его покоев часто раздавались звуки этого инструмента. Екатерина, наоборот, была обделена музыкальным слухом, и музицирование мужа было ей просто неприятно. Она старалась как можно плотнее закрыть двери в свои комнаты, чтобы не слышать его скрипичных пассажей. Петра, с детства привыкшего гордиться этим своим талантом, обижало и раздражало такое отношение к нему его собственной жены, и он назло ей начинал играть, когда ей хотелось читать или отдыхать. Но, возможно, со временем Екатерина и изменила бы отношение к этому его увлечению, если бы не серьезные недостатки супруга, которые все более углубляли пропасть между ними.

Мы уже упоминали о том, что великий князь начал пьянствовать с десятилетнего возраста, и со временем этот порок в нем только развивался. Буквально в первые дни после женитьбы его размах шокировал Екатерину Алексеевну, которая была наслышана о пристрастии жениха к спиртному, но не представляла всех масштабов этого бедствия. Великокняжеская чета совершала поездку с императрицей Елизаветой в село Тайнинское под Москвой. Там в загородной усадьбе для них был накрыт стол, и во время обеда фельдмаршал Бутурлин сумел так напоить Петра Федоровича, что тот потерял память и дар речи. Его молодая жена не могла стерпеть такого стыда и унижения и разрыдалась. Императрице пришлось ее утешать, потом обе они покинули обед до его окончания, нарушив все правила этикета. А во время разборки императорского дворца в Кремле после пожара 1753 года в покоях великого князя Петра Федоровича в больших дубовых комодах вместо белья и личных безделушек были обнаружены большие запасы бутылок вина и крепких настоек. Там он их прятал от тетушки Елизаветы, которая пыталась ограничить его доступ к царским погребам.

Детская игра в солдатики, которой великий князь увлекся еще в Голштинии, со временем превратилась в болезненное увлечение. Целая комната в его покоях была занята большими столами, на которых он часами мог расставлять фигурки, изготовленные из дерева, свинца, крахмала и воска, одетые в мундиры разных родов войск различных государств. По периметру стола были устроены имитации артиллерийских орудий — латунные полоски с прикрепленными к ним шнурками. За них великий князь дергал, когда нужно было произвести «залп» — его заменял щелчок латуни о край столовой доски. Игрушечное войско Петра жило по военному уставу, который исполнялся неукоснительно. Для смены «часовых» в положенное время великий князь надевал парадный мундир, высокие сапоги со шпорами, офицерский значок и шарф.

Нарушать порядок в этом военном лагере никому не дозволялось. Однажды через вал игрушечной крепости перелезла обычная крыса из тех, что в множестве тогда водились в императорских дворцах, и съела двух крахмальных солдатиков. На ее поимку бросилась легавая собака-ищейка великого князя и схватила «преступницу». Крысу судили военно-полевым судом, и она была повешена посреди комнаты великого князя. Труп животного три дня висел в петле в назидание другим крысам, желавшим покуситься на крепость. При этом Петр очень обиделся на Екатерину, которая со смехом сказала, что он нарушил закон, так как перед судом не допросил крысу как положено и не узнал, что она может сообщить в свое оправдание.

Когда Петру Федоровичу игрушечные солдатики надоедали, он был не прочь развлечься военной забавой с живыми людьми. У него был небольшой отряд голштинских солдат, с которыми он без устали проводил экзерциции и устраивал миниатюрные плац-парады. В городских дворцах великий князь заставлял изучать ружейные приемы не только лакеев и кучеров, но и собственную жену Екатерину Алексеевну. Позже в своих мемуарах она напишет, как муж обучал ее, словно гренадера, правильно держать ружье и упражняться с ним, а также ставил на караул у двери собственных покоев.