Клеопатра - Фаина Гримберг Страница 38

Новобрачных Теодот, указывая рукой, направил к тронному креслу, пышно убранному. Они воссели и торжественно принимали церемониальные поздравления. Затем одна из женщин сделала Маргарите знак подняться. Маргарита встала. Её снова обернули ковром и унесли...

В прежнем покойчике она наконец-то увидела Хармиану, кинулась, обняла, заплакала... Хармиана молча гладила её по голове. Потом женщины принялись, окружив девочку-жену, раздевать её, разоблачать от брачных одежд, смывать едкие краски с её лица, расплетать косы... Самая старая из этих женщин, старшая, начала говорить грубоватые слова положенного наставления невесте перед началом первой ночи... Маргарита крепко прижала ладони к ушам. Ладони и ступни должны были оставаться окрашенными... Она знала, что в соседнем покое раздевают её брата-мужа. Её в лёгком хитоне повели в брачный покой. Оставили. Успела заметить тревожный взгляд Хармианы. В брачном покое, на краю широкого ложа, застланного красным покрывалом, сидел её брат-муж, мальчик в тонкой рубахе, которого она плохо знала. Он сидел, опустив голову. Его чёрные волосы были острижены очень коротко... Он поднял голову и посмотрел на неё. Взгляд его был неробкий, сердитый, с вызовом, но всё же взгляд мальчишки, подростка... То, что затем случилось, она запомнила смутно... Он оказался неожиданно сильным, хватал её грубо за руки, пытался обхватить, повалить... Она вырывалась, царапалась, толкала его, оттолкнула на постель, выбежала из спальни... Хармиана ждала в коридоре, у двери, обняла накрепко свою питомицу, повела в объятии... Маргарита заснула на полу, на ковре, а её Хармиана сидела рядом, поджав ноги, и не отпускала её горячей руки... Церемонии торжественного представления новобрачных матери молодого супруга не было. Маргарита проснулась поздно, хмурая, её умыли, переодели в новое платье. Хармиана сказала, что надо идти к отцу. Значит, отец был здесь! Или приехал сейчас?.. В комнате отца уже стоял молчаливый мальчик-супруг. Она увидела на его лице несколько подсохших за ночь царапин. Глаза отца были печальными, лицо — весёлым парадоксально.

— Она ещё будет твоей! — утешал он сына. — Ты ещё мал для настоящих брачных ночей! — Клеопатра, сама не зная, почему это, подошла почти близко к мальчику, он не посмотрел на неё. Отец говорил: — Потерпи, дитя, потерпи года три!.. — Отец засмеялся, он, в сущности, редко смеялся. — Потерпишь?.. — Во взгляде отцовом странная пытливость вдруг смешалась с какою-то пылкой доброжелательностью, тоже странной. Он глядел на сына. Ждал. Но ждать пришлось недолго. Птолемей Филопатор кивнул, тоже хмуро. Отец быстро провёл ладонью по его чёрной маковке, несколько раз... — Иди, ступай, мы уедем сегодня...

Мальчик вышел, так и не поглядев на сестру-супругу... Теперь отец обращался к дочери...

— Корион му! Девочка моя!.. — Он, плотный, толстый, в сущности, подкатился к ней, поцеловал в щёку, мокрыми губами клюнул. Кожа над его верхней губой кольнула её щёку острой щетинкой. Пахнуло вином и плохими зубами...

Почему-то она сказала, отстраняясь:

— Разве был пир? Я не слышала...

— Не было пира, — отец оскалился, улыбки не вышло. — Я выпил немного, всё же в первый раз... женю сына, дочь замуж выдал... Потерпи и ты! Он хорошим будет мужем, сильным парнем!.. Л здесь всё твоё, твой дом, усадьба... тебе!.. Я сегодня увезу всех!.. Отдыхай! Делай, что хочешь! Здесь хозяйка — ты!.. Дом, сад, все рабы в придачу!.. Твоё!.. что хочешь...

В первый раз в своей жизни она была совершенно свободна. Хозяйка своего дома! Дом, хозяйство царевны!.. Хармиана, Ирас были при ней. Почему отец так настойчиво говорил ей, что она... свободна?.. Может быть, он думал, далее и хотел, чтобы у неё был теперь любовник? Почему вокруг никого нет? Какая тоска! Теперь она свободна. Можно взять на свою постель даже какого-нибудь сильного раба! Но она не хочет... Её брат и сейчас противен ей. Что будет через три года? Или через два? Какая тоска!.. Почему ей не хочется быть с мужчиной?!.. Л если бы с таким, как Деметрий!..

Она бродила по саду. Усадьба охранялась. Она знала, что её отсюда не отпустят. Отпустят, когда отец позволит! Через ночь, почти еженощно, она звала к себе Ирас. Тёрлась грудями, животом о её худое тело, целовала щёки, глаза, высовывала язык, лизала твёрдые скулы, которые звала «гиперборейскими»...

— Наверное, мне никого не надо, кроме тебя!..

— Ты влюблена в мертвеца! Деметрия нет! Не ищи такого, как он!.. Нам надо бежать!..

— Куда? В твою Гиперборею? — Маргарита улыбалась почти устало.

— Нет! — горячо шептала Ирас. — Надо собрать драгоценности, нанять корабль... Ты, я, Хармиана, она не бросит тебя!.. Надо бежать в Индию! Ты в зеркало смотришься? Ты красивая. Покори какого-нибудь индийского царя! Вернись в Египет с его войском. Потом ты покоришь Рим и всю вашу Ойкумену!..

— А твою Гиперборею?

— Теперь не время быть насмешливой!..

— У отца повсюду глаза и уши! Как нанять корабль, чтобы он не узнал?

— Мы придумаем...

— Да, я подумаю!.. — Маргарита вскакивает, стоит на постели. — Дай мне зеркало, то, в серебряной рамке...

Смотрелась в зеркало. Вдруг видела себя красивой. Вдруг чувство такое приходило, что в будущем ожидает счастье. Была благодарна своей Ирас. Стала обдумывать идею Ирас о бегстве, Хармиана ничего не знала. Почему-то хотелось длить эти размышления о бегстве, и нет, даже и не о бегстве, о подготовке к бегству! Длила эти размышления один месяц, потом другой... Потом вдруг посмотрелась в зелёном платье в большое зеркало и увидела в полированной бронзе взрослую красивую девушку. Рассматривала её. Улыбнулась ей. Потом вдруг подумала, почему отец не приезжает сюда, в усадьбу? Почему не присылает за ней? Что там, в Александрии, происходит? Но ведь отец любит её, отец не даст её в обиду! Отец призовёт её, когда решит, что она должна быть, жить в Александрии!.. Позвала одного из рабов, рослого африканца, о котором порою думала, что надо уложить его к себе на постель и пусть он лишит её девственности... Но по-прежнему спала только со своею Ирас... Приказала ему отвезти письма в Александрию, отцу... Раб отвечал, что его не выпустят стражники за ворота... Маргарита приказала высечь его. Его увели. Подумала, что, наверное, когда-нибудь решится и уложит его на свою постель. Отменила наказание. Ирас вызвалась отвезти тайком письмо...

— Не говори глупости, Ирас! Я не отпущу тебя. Если тебя убьют, с кем я останусь?..

Минули ещё две седмицы. Отец наконец-то послал за ней, привезли её в Александрию, во дворец. Ничего не изменилось. Только в парадном зале она теперь сидела торжественно на одном тронном кресле со своим братом-супругом. Она заметила, что он быстро подрастает, тянется вверх, удлиняются руки и ноги. Она чувствовала нетерпение. Пусть это будет он! А потом будет тот африканец... С Арсиноей она не виделась. Татида оставалась по-прежнему непроницаемой. Прошло более года. Она жила замкнуто в своих покоях, несколько раз наезжала в усадьбу, отец позволял. Она тоже стала высокой, красивые груди туго круглились; насмешливое, легко ироническое выражение на лице сменило безоглядную детскую улыбчивость. Движения стали такими плавными. Открытый лоб, узел гладкий волос на затылке, чёрные, очень прямые волосы, тоненький пробор, чистое лицо, будто арахисовый плод...