Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы... - Валерий Ярхо Страница 38

Успех вдохновил Грегори на новые спектакли. Перед Рождеством состоялось еще несколько представлений «Эсфири». Это привело к щедрой царской награде: за свои труды 21 января 1673 года он получил в награду «сорок» соболей, то есть связку собольих шкурок, из которых можно было пошить одну шубу.

На следующий день, в годовщину бракосочетания с Натальей Кирилловной, царь, находя, что многочисленному царскому семейству неудобно зимой ездить в Преображенское смотреть спектакли, приказал: «…над аптекой, что на дворце в палатах, построить хоромину как быть комедийному действу». С устройством «хоромины» спешили — 25 человек работали днем и ночью, а в росписи помещений и подготовке декораций была занята целая артель живописца Андрея Абакумова со товарищи, которыми руководил придворный мастер «перспективного письма» Петер Инглис, свояк Хюбнера и старый знакомый Грегори.

Со всеми делами управились к началу Масленицы. В этом новом помещении было дано несколько представлений новой пьесы, в которых приняли участие ученики Грегори из Немецкой слободы и оркестр немецких музыкантов. Эту пьесу Грегори создал тоже на библейский сюжет «Юдифь и Олоферн», по изложению славянской Библии, со вставными номерами арий и хоров из разных немецких обработок сюжета о Юдифи. На русский лад спектакль назывался «Как Юдифь отсекла голову царю Олаферну». А в конце Масленичной недели в кремлевском придворном театре состоялась премьера балета на музыку композитора Генриха Щютца «Орфей и Эвредика». Этот балет впервые был поставлен на сцене дрезденского театра в 1638 году и с тех пор игрался несчетное количество раз; для саксонцев, служивших при русском дворе, это была своего рода «театральная классика».

В бумагах сына польского дипломата Рейтенфельдса, жившего тогда в Москве, сохранился отчет об этом представлении, написанный им «по горячим следам»: «Узнавши, что при дворах других европейских государей в употреблении разные игры, танцы и прочие удовольствия для приятного препровождения времени, царь нечаянно приказал, чтобы все это было представлено в какой-то французской пляске. По краткости назначенного семидневного срока сладили дело, как могли. В другом месте прежде представления следовало бы извиниться, что не все в должном порядке; но тут это было бы совершенно лишнее: костюмы, новость сцены и стройность неслыханной музыки, весьма естественно, сделали самое счастливое для актеров впечатление на русских, доставили им полное удовольствие и заслужили удивление. Сперва царь не хотел, чтобы тут была музыка, как вещь новая и некоторым образом языческая; но когда ему сказали, что без музыки точно так же невозможно танцевать, как и без ног, то он предоставил все на волю самих артистов. Во время представления царь сидел перед сценой на скамейке; для царицы с детьми (от первого брака) был устроен род ложи, из которой они смотрели из-за решетки, или правильнее сказать, через щели досок, а вельможи (больше не было никого) стояли на самой сцене. Орфей прежде, нежели начать пляску между двух подвижных пирамид, пропел похвальные стихи царю».

Спектакль имел огромный успех, о чем свидетельствует то, что на Пасхальной неделе, 6 апреля 1673 года, пастор Грегори, Георг Хюбнер и все остальные «комедианты» были приглашены в царский дворец и допущены к руке Алексея Михайловича. Это был знак неслыханной милости — прежде ни один лютеранский пастор и дети иностранцев к царской руке не допускались! И мало того: после этого артистов и их наставников пригласили к праздничному столу, чего удостаивались далеко не все московские бояре.

В те дни резкий поворот произошел в судьбе еще одного иностранного энтузиаста театрального дела: на премьере «Артаксерксова действа» ассистент доктора Блюментроста — студент Лаврентий Ринхубер познакомился с состоявшим на русской службе шотландским полковником Полом Менезисом (возможно прочтение этой фамилии как Менгес), которого на русский лад звали Павлом Менезием.

Павел Менезий принадлежал к шотландскому аристократическому роду. Во время правления Кромвеля дела его семейства пришли в плачевное состояние, и он как младший сын, согласно старинному шотландскому обычаю, отправился искать счастья на чужбине. Молодой человек завербовался в польскую армию, где познакомился с другим офицером-шотландцем, Патриком Гордоном, таким же, как и он, эмигрантом благородных кровей, вынужденным скитаться по чужбине. Гордон окончил Браусборгский колледж в Данциге и в июле 1655 года поступил в шведскую армию. После нескольких походов, совершенных в шведском войске, он попал в плен к полякам и, как часто бывало в то время, принял предложение о переходе к ним на службу. Возможно, к этому шагу его подтолкнуло еще и то немаловажное обстоятельство, что шведы по исповеданию были лютеранами, а Патрик Гордон — убежденным католиком. Среди католиков-поляков шотландец чувствовал себя вполне комфортно. В польской армии Патрик Гордон прославился как редкий храбрец и задира, получив прозвище Стальное Запястье и репутацию отчаянного бретера.

В это время военная удача была на стороне польского войска; русская армия, понеся большие потери, отступила почти со всей территории Малороссии, уже входившей в состав земель русской короны. Немало русских попало в плен, в том числе и иноземные офицеры, служившие русскому царю. Во время боев под Чудно личными пленниками Гордона стали два полковника русской службы — Сиков и англичанин Томас Кроуфорд.

В 1661 году, после заключения перемирия, в Варшаву для переговоров с польским королем Яном-Казимиром прибыл опытный русский дипломат Василий Федорович Леонтьев, который помимо всего прочего обсуждал условия по обмену и выкупу пленных. Русские полковники, которых он выкупил у Гордона, рассказали послу, что господин Патрик, офицер знающий и человек хороший, обращался с ними по-доброму, данное слово держал. Человек он небогатый, ищущий лучшей доли, польской службой тяготится и уже подал в отставку, намереваясь перейти в армию императора Священной Римской империи Леопольда I.

Заинтригованный столь лестными рекомендациями, Леонтьев встретился с Гордоном и пригласил его на русскую службу. Согласие было получено; к Гордону присоединился и будущий Павел Менезий. Дорогой они заехали в Ригу, где Гордон встретил своих земляков, Ландельса и Вальтера Айрта, с которыми служил в шведской армии. Они и еще несколько человек англичан, валлийцев и шотландцев по окончании войны оказались в Риге без новых контрактов и подыскивали место новой службы. Мистер Стальное Запястье позвал их с собой в Московию, и вскоре вся эта компания отправилась в дорогу-

Как было условлено заранее, Менезий и Гордон получили назначение в полк Кроуфорда, соответственно в чине капитана и майора. Полк сначала квартировал у Красных ворот, но потом его перевели в слободу Огородники, где они встали на обывательских квартирах — между Мясницкой и Покровкой. Под команду Гордона отдали 700 русских солдат и несколько офицеров, часть из которых были русскими. Рядовые были из числа штрафованных — большей частью из дезертиров, пойманных в разных местах и возвращенных в полк. Гордон основательно за них взялся и гонял на учения дважды в день.