Сотворение мира - Гор Видал Страница 39

К полудню две трети Сард сгорели дотла, а угли тлели еще не одну неделю. Но построенный кое-как город был с удивительной быстротой отстроен заново, и через шесть месяцев Сарды стали прежними, и даже лучше, если не считать храма Кибелы, который так и остался лежать в руинах. Для нас все обернулось к лучшему. Если раньше лидийцы склонялись к грекам, теперь они так разозлились за оскорбление своей богини, что на пути к Эфесу лидийская конница уничтожила половину греческого войска.

Тем не менее стратегия греков дала свои плоды: они бросили вызов Великому Царю в самом сердце его империи. Они сожгли лидийскую столицу и вынудили Артафрена для защиты Лидии снять осаду Милета. Тем временем объединенный флот Аристагора и Афин оказался вне нашей досягаемости, а это значит и непобежденным.

Потом, в ту же зиму, восставшие ионийские города сплотились вокруг Кипра, и Персии пришлось вести войну с новым грозным противником, известным под именем Ионийское Содружество.

Два года я пробыл штабным офицером в Сардах. Меня посылали во многие экспедиции на север страны. Однажды мы попытались (неудачно) вернуть город Византии. В Сардах же меня застала весть о смерти Гистаспа. Он умер, надзирая за постройкой гробницы для Дария. Я горевал о нем. Это был лучший из людей.

В Сардах я помог Мардонию отпраздновать его первую победу на Кипре во славу Персии, потом — его женитьбу на Артазостре, дочери Великого Царя. Если верить Лаис, это была милая девушка, но от рождения совершенно глухая. У Мардония родилось от нее четверо сыновей.

Незадолго до моего возвращения в Сузы Гистиэй поднял мятеж против Великого Царя, и Лаис решила, что пора навестить свою семью в Абдере. Она всегда знала, когда исчезнуть, а когда появиться вновь. В свой срок Артафрен захватил Гистиэя в плен и казнил его. К тому времени Лаис с трудом вспоминала его имя.

Когда я вернулся домой, в Сузы, меня удивило — в те дни я еще был чрезвычайно наивен, — что никто не хочет и слышать про Ионийский мятеж. Хотя сожжение Сард вызвало шок, двор не сомневался, что греки скоро понесут наказание, и теперь у всех на уме был только последний претендент на вавилонский трон. Не знаю времени, когда бы на этот древний трон никто не претендовал. И сейчас время от времени с вавилонских окраин появляется какой-нибудь чудак, чтобы объявить себя наследником Навуходоносора. У остатков старой царской фамилии это всегда вызывает переполох и раздражает Великого Царя. Несмотря на природную лень, вавилоняне склонны к беспорядкам, особенно сельские жители, когда перепьют пальмового вина.

— Меня посылают подавить мятеж, — сказал мне Ксеркс.

Мы находились на тренировочной площадке, где так много времени проводили в детстве. Рядом упражнялось в стрельбе из лука новое поколение персидской знати. Помню, я подумал, какие мы уже старые и как хорошо, что больше не зависим от своих учителей-магов.

— Многие поддерживают мятежников?

— Нет. «Царево око» говорит, это займет всего несколько дней… — Ксеркс нахмурился. Я еще не видел его таким расстроенным. Причина скоро выяснилась. — Мардоний одержал настоящую победу, правда?

— Кипр снова наш. — Я не зря провел жизнь при дворе и знал, как обращаться с ревнивым царевичем. — Но Мардоний был не один. План вторжения разработал Артафрен. И потом, флотом командовал…

— Мардоний заслужил доверие. Остальное не важно. А я сижу здесь без дела.

— Ты женился. Это кое-что.

Ксеркс незадолго до того женился на Аместрис, дочери Отана.

— Ерунда.

— Твой тесть — первый богач в мире. Это кое-что да значит.

В другое время Ксеркса бы это позабавило. Но не сейчас. Он был серьезно озабочен.

— Вы все стали настоящими воинами.

— Одни больше, другие меньше, — сказал я, желая его развеселить, но он не слушал.

— Я, как евнух, — сижу в гареме.

— Ты идешь на Вавилон.

— Только потому, что это безопасно.

— Ты наследник Великого Царя.

— Нет, — сказал Ксеркс. — Я не наследник.

Я только разинул рот.

— Кое-что изменилось, — сказал он.

— Артобазан?

Ксеркс кивнул:

— Он хорошо справляется в Карии. Во всяком случае, так говорят. Отец постоянно разговаривает с ним.

— Это ничего не значит.

— Великий Царь объявил с трона со львом, что наследник не будет назначен, пока Афины не будут разгромлены.

— А если он умрет раньше?

— Великий Царь всемогущ. Он умрет тогда, когда сочтет нужным.

Только при мне Ксеркс мог не скрывать своей обиды. Но в некотором смысле я был ему ближе, чем любой из братьев. В конце концов, я не принадлежал к царской фамилии и угрозы не представлял.

— А что говорит царица Атосса?

— Чего она только не говорит! — Ксеркс изобразил улыбку. — Ты не видел такого парада магов, жрецов и всяческих ведьм, что она устроила у себя в покоях. Так и лезут к ней!

— А Дарий… Он приходит к ней в покои?

— Нет.

Ответ был кратким, но вряд ли убедительным. Атосса в значительной степени контролировала имперскую администрацию через евнухов гарема и могла влиять на Дария исподволь.

— Я пойду к ней, — сказал я.

— Пока ты поговоришь с ней, меня уже здесь не будет. Я буду покорять Вавилон. — Ксеркс попытался пошутить, но не вышло. Неожиданно он проговорил: — Перед смертью Кир сделал царем Вавилона своего сына.

Я ничего не сказал, не посмел.

Пока мы упражнялись в метании дротиков, я рассказал Ксерксу об осаде Милета и сожжении Сард. Но его больше заинтересовал роман Мардония с Артемизией.

— Завидую ему, — сказал Ксеркс, но в голосе его слышалась не зависть, а печаль.

У Лаис нашлось немало жалоб на Абдеру, свою поездку по морю и недавние события при дворе. Она немного располнела.

— Фракийская кухня! Все пропитано свиным жиром. Он снова здоров — мой отец, твой дед. Жаль, что ты его не знаешь. Наши дела процветают. Я лечила его, ты знаешь. Но что за место! Наши родственники теперь уже больше фракийцы, чем греки. Я видела своих двоюродных братьев в лисьих шапках!

Мало того что мне пришлось выслушать подробное описание хозяйства деда в Абдере, теперь еще предстояло ознакомиться с красочными портретами всех родственников.

Характерно, что, несмотря на трехлетнюю разлуку, Лаис ни слова не спросила о моих делах. По сути дела, к моим делам она не питала ни малейшего интереса, когда мы оставались вдвоем, но, когда в доме был кто-нибудь чужой — или когда меня не было, — она не уставала хвастать моим мистическим могуществом и религиозным рвением. Ведь без меня Лаис не получила бы места при дворе. Должен сказать, меня никогда не задевало, что Лаис мной не интересуется. Я слишком хорошо знал ее характер. И я рано понял, что, когда она продвигает себя, я тоже выигрываю от этого. Мы напоминали пару случайных попутчиков, действующих заодно среди дорожных опасностей.