Ричард Львиное Сердце - Режин Перну Страница 39

Анекдоту этому историки не верят, и по справедливости, поскольку в действительности граф Фландрский погиб 1 июня 1191 года, то есть до захвата Акры и еще до прибытия Ричарда Львиное Сердце. Трудно, впрочем, приписывать последнему такую совершенную ненависть и такую расчетливую злобу; при всей несовместимости их характеров Ричард никак не мог желать того, чтобы Филипп покинул Святую землю; наоборот, он очень надеялся, что король Франции останется, ибо трудно было обеспечить успех похода без французского войска, часть которого, несомненно, последовала бы за своим королем.

Одна ссора между тем была улажена без особых проволочек — это тяжба между бывшим королем Иерусалимским Ги Лузиньяном и Конрадом Монферратским. У обоих была поддержка: за одним стоял король Франции, другому сочувствовал король Англии. 27 июля встретились все заинтересованные стороны. Ги и Конрад перед собранием баронов и прелатов, на котором председательствовали оба короля, высказали свои притязания. Первый доказывал, что королевство Иерусалимское принадлежит ему как наследнику своей супруги, покойной королевы Сивиллы, скончавшейся бездетной; второй же ссылался на свои права, которые ему якобы давал брак с сестрой покойной королевы, Изабеллой, ибо та все же стала его супругой, хотя и пошла на это супружество не по своей воле. Теперь оба соперника вынесли свои притязания на суд королей Англии и Франции и их окружения. Первым делом совет баронов провозгласил мир и согласие между обоими, а соперники поклялись подчиниться их приговору, который должен быть вынесен на следующий день, 28 июля. После возобновления присяги короли огласили свое решение: Ги Лузиньянский сохраняет титул короля Иерусалимского за собой до конца жизни, но сан сей принадлежит ему лично, и если он вступит в новый брак и у него родятся сыновья или дочери, то никто из его детей не будет вправе притязать на наследство; после же смерти Ги Конрад и его супруга, сестра королевы Сивиллы, буде они к тому времени останутся в живых, или же их наследники получают права на королевство со всеми правами, включая право наследования. Пока же все доходы от земли должны делиться между королем Ги и маркизом Конрадом до конца их жизни. При этом маркизу передаются во владение Тир, Сидон и Бейрут. Жоффруа де Лузиньян, брат короля Ги, получает графство Яффское и обязуется, как и маркиз, признать, наконец, власть короля Иерусалимского. Все заинтересованные стороны согласились с этим приговором, в чем и принесли присягу.

На следующий день Филипп Август даровал маркизу Конраду в личное владение часть недавно завоеванного города. 29 июля произошло новое совещание между двумя королями. Филипп еле сдерживал нетерпение — ему хотелось как можно скорее покинуть Святую землю и вернуться в отечество. Английские летописцы сообщают, что «по решению совета и по воле главных баронов» король Франции испросил у короля Англии согласия на возвращение в свою страну и поклялся на Евангелии и перед лицом всего народа, что не сохранит в душе, и не сотворит никакого зла, и не позволит кому бы то ни было злоумышлять против короля Англии, его земель или его людей, но, напротив, обязуется охранять всех его людей и все его земли в мире и добром состоянии, защищать их от всякого вражеского вторжения и заботиться о том так же, как если бы речь шла о защите града Парижа. Присяга, подобная любой присяге в феодальном духе, во многом напоминала ту, которую принес сам Ричард Филиппу Августу, своему сеньору, касательно земель во Франции: он утверждал в ней свои виды только на Нормандию, но признавал и особенные права короля на Париж, в котором Филипп пребывал охотнее любого из своих предшественников на престоле.

После этого король Франции, готовясь покинуть Святую землю, стал отдавать необходимые распоряжения. Командование армией он передал королю Англии, а во главе ее поставил герцога Юга Бургундского. Он выделил сто рыцарей и пятьсот оруженосцев в помощь князю Антиохийскому Боэмунду, и Ричард тоже направил Боэмунду столько же своих воинов. Обязанности коннетабля были переданы одному из приближенных, Роберту Куинси. Король Ричард добавил к этому пять больших кораблей, загруженных оружием, конями и провиантом, и направил их в Антиохию. На следующий день делили пленников, захваченных в Акре, а 31 июля, в День святого Германа, Филипп Август взошел на корабль и отбыл в направлении Тира, который и стал первым этапом на его обратном пути. С собой Филипп забрал Манассию, епископа Лангрского, Рено, епископа Шартрского, и Пьера де Куртене, графа Неверского. Поход короля Франции в Святую землю закончился.

восклицал Амбруаз, повествуя об отплытии Филиппа Августа.

Историк Джошуа Проуэр справедливо подчеркивает значение взятия Акры, остававшейся столицей того государственного образования, за которым удерживалось наименование королевства Иерусалимского на протяжении целого века: с 1191 года до окончательного разгрома крестоносцев в 1291 году. Разбираясь в характере экспедиций в Святую землю, Рене Груссе отмечает, что если первые крестовые походы вдохновлялись верой и предпринимались ради веры, то на протяжении второго столетия эпохи крестовых походов пребывание христиан в Святой земле зависело в основном от торговли пряностями…

Как бы то ни было, отъезд Филиппа Августа стал своего рода подарком для мусульманских армий и лично для Саладина, который по-прежнему удерживал Иерусалим, завоеванный еще за четыре года до этого: Саладин лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что значит обладание Святым Градом. Для христианских же армий уход с театра военных действий короля Франции и части войск стал чувствительным ударом, серьезно ослабившим их боевой дух, не говоря уже о военном потенциале. Этот поступок сильно повредил престижу Филиппа Августа, тогда как Ричарду, напротив, досталась едва ли не вся слава.

Дни после рокового отплытия были заполнены подготовкой к новой кампании. Камнеметальные и прочие осадные машины грузили на корабли, которые прибывали загруженными вином, пшеницей, растительным маслом и всем прочим, что могло понадобиться, а также людьми и лошадьми. Ричард давал понять, что намерен вернуть под власть христиан Аскалон, и велел готовить армию к выступлению. Среди прочего, он перетянул к себе всех лучников, предложив им хорошую плату. Слухи об этом дошли до лагеря Саладина и вызвали там большие опасения: все понимали, что Аскалон — наилучшая отправная точка для похода в Египет.

Между тем близилось 9 августа — день, после которого надо было освобождать пленных, в соответствии с ранее достигнутыми договоренностями. По этому поводу возникла первая ссора между Ричардом и маркизом Конрадом, который ощутил свою силу благодаря поддержке, полученной им от Филиппа Августа. Ричард отправил Губерта Готье, епископа Солсберийского, с поручением вернуть пленных, которых оставил Конраду король Франции. В числе пленных находился и некий вельможа, которого летописцы называли Каррасуа. Маркиз наотрез отказался отдать пленников, доказывая, что они ему достались от короля Франции, а тот уже отбыл. Стоит ли удивляться бешенству, в которое пришел Ричард, когда услыхал такой ответ?! Он уже заговаривал о возможной осаде Тира, которая должна была привести Конрада в чувство; герцог Бургундский поспешил унять короля и вызвался лично отбыть в Тир в качестве парламентера для переговоров с пресловутым маркизом.