Мировая история на пальцах. Для детей и родителей, которые хотят объяснять детям - Сергей Нечаев Страница 39

ЧТОБЫ БЫЛО ПОНЯТНО

Протестантизм происходит вовсе не от слова «протест». Тут просто имеет место совпадение в русском языке. В ряду мировых религий протестантизм или протестантство (от лат. protestantis — публично доказывающий) можно кратко охарактеризовать как одно из трех, наряду с католицизмом и православием, главных направлений христианства. Короче говоря, протестанты — это христиане, принадлежащие к религиозным христианским течениям, которые в результате Реформации откололись от Католической Церкви. В чем разница? Если в двух словах, то католики признают организационное единство церкви, скрепленное безусловным авторитетом Римского Папы, а у протестантов безусловный и единственный авторитет — Иисус Христос. А гугеноты — это просто название французских протестантов.

И он напал на гугенотов. И он отнял у протестантов вредную для государственного единства самостоятельность. Находившийся в их власти приморский город Ла-Рошель имел вид независимой республики, которая сотрудничала с Англией, получала оттуда помощь и поднимала оружие против своего правительства. В 1627 году англичане подошли к французским берегам для оказания помощи протестантам, и тогда Ришелье взял с собой короля и осадил Ла-Рошель. И в октябре 1628 года Ла-Рошель сдалась. А вскоре протестанты перестали существовать во Франции как государство в государстве.

* * *

Впрочем, Ришелье не удалось до конца истребить феодализм. Едва он сошел в могилу, как феодальное дворянство восстало и прибегло к прежним средствам сопротивления. Регентство Анны Австрийской встретило те же преграды, что и регентство Марии Медичи. И только гибкость и терпение кардинала Мазарини, который был равен Ришелье в международной политике, спасло страну, и он оставил после себя Францию более спокойной, нежели его неумолимый предшественник.

Но Мазарини не увлекает воображение, он не владычествует на исторической сцене. Недостаток личной важности и итальянская фамильярность оставили его на втором плане, тогда как по справедливости он должен был бы стоять наравне с Ришелье.

Но это вовсе не уменьшает уважения к качествам, характеру, уму и заслугам Ришелье. Безусловно, он был основателем национального единства Франции.

* * *

Со дня смерти Ришелье прошло почти четыре столетия, но его имя не забыто.

Именем Ришелье названы города, улицы, площади и станции метро. Повсюду стоят его статуи, существуют десятки портретов великого кардинала, его изображение присутствовало на 1000-франковых и 10-франковых банкнотах. О Ришелье сняты десятки фильмов. В литературе имя Ришелье увековечено в произведениях Вольтера, Александра Дюма, Альфреда де Виньи, Виктора Гюго, Оноре де Бальзака и многих других. Ему посвящены сотни исторических книг и научных статей.

* * *

Вот, например, как пишет о нем Александр Дюма в своих «Трех мушкетерах»:

«У камина стоял человек среднего роста, гордый, надменный, с широким лбом и пронзительным взглядом. Худощавое лицо его еще больше удлиняла остроконечная бородка, над которой закручивались усы. Этому человеку было едва ли более тридцати шести — тридцати семи лет, но в волосах и бородке уже мелькала седина. Хотя при нем не было шпаги, все же он походил на военного, а легкая пыль на его сапогах указывала, что он в этот день ездил верхом.

Человек этот был Арман-Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье, не такой, каким принято у нас изображать его, то есть не сгорбленный старец, страдающий от тяжкой болезни, расслабленный, с угасшим голосом, погруженный в глубокое кресло, словно в преждевременную могилу, живущий только силой своего ума и поддерживающий борьбу с Европой одним напряжением мысли, а такой, каким он в действительности был в те годы: ловкий и любезный кавалер, уже и тогда слабый телом, но поддерживаемый неукротимой силой духа, сделавшего из него одного из самых замечательных людей своего времени».

* * *

А вот рассуждение о кардинале и его времени, сделанное Альфредом де Виньи:

«Хотя Ришелье и был центром монархии, он правил лишь именем Людовика XIII и как бы окруженный ореолом этого имени, которое он возвеличил. Имея неограниченную власть над своим господином, он все же страшился его; и этот страх успокаивал народ, ибо король служил незыблемой преградой честолюбивым замыслам министра. Но как поступит этот надменный министр после смерти монарха? Существует ли предел для того, кто ни перед чем не останавливался? Он так привык к скипетру, что, пожалуй, и впредь будет владеть им и подписывать своим именем законы, которые самовластно издаст. Эти опасения волновали все умы. Народ напрасно искал среди дворянства тех колоссов, к защите которых он привык прибегать во время политических бурь, — он видел лишь их свежие могилы; парламенты безмолвствовали, и чувствовалось, — ничто не воспрепятствует чудовищному росту этой самозваной власти. Никто не поверил притворной болезни министра, никого не трогала его мнимая агония, слишком часто обманывавшая всеобщие надежды, и то, что Ришелье удалился от дел, не мешало чувствовать повсюду тяжелую десницу кровавого выскочки».

* * *

Понятно, что это все — лишь литературные образы, и нельзя изучать историю по художественным произведениям. К сожалению, это очень часто делается, ибо на чтение серьезных книг по истории ни у кого теперь нет времени. Поэтому, чтобы закончить с этой темой, приведу слова испанца Артуро Перес-Реверте из его романа «Клуб Дюма, или Тень Ришелье». Они адресованы к Александру Дюма, но справедливы и для всех прочих «великих рассказчиков»:

«Как и все великие рассказчики, Дюма был вралем… Стоило ему услышать какую-нибудь явно выдуманную историю, как он начинал выдавать небылицу за истинный факт… Возьмем кардинала Ришелье — он был величайшим человеком своего времени, но его облик, пройдя через ловкие руки Дюма, исказился до неузнаваемости, и нам предстала порочная личность с довольно гнусной и подлой физиономией…

Насилуя Историю, Александр Дюма давал жизнь действительно очаровательным детишкам… Никому не известного гасконца из плоти и крови, чье имя История позабыла, гениальный писатель сумел превратить в героя великой легенды…

Для Дюма, во всяком случае, в первой части цикла романов о мушкетерах, Ришелье становится тем героем, без которого не обходится ни одно романтическое или приключенческое сочинение: это пребывающий в тени могущественный враг, воплощение Зла. Для истории Франции Ришелье — великий человек, а вот в романах о мушкетерах автор реабилитировал его лишь двадцать лет спустя. Таким образом, хитрец Дюма будто бы покаялся и пошел на мировую с реальностью, хотя роман от этого не сделался менее интересным. Дюма же отыскал другого негодяя — Мазарини. Справедливость восстановлена, в уста д’Артаньяна и его товарищей вложены хвалы в адрес покойного, слова о величии былого врага. Но Дюма руководствовался отнюдь не нормами морали. Он всего лишь придумал подходящую форму раскаяния… А вспомните первую книгу цикла, где кардинал замышляет избавиться от герцога Бекингема, погубить Анну Австрийскую или дает карт-бланш миледи… Там Ришелье — воплощенное злодейство».