Битва за Дарданеллы - Владимир Шигин Страница 4

И это тайный советник говорил о походах Спиридова и Ушакова, о Чесме и Корфу! Александр, слушая такие речи, соглашался:

– И вправду, сколько можно было бы на эти деньги полков драгунских да пехотных амуницировать!

Назначенный первым морским министром умный и деятельный адмирал Мордвинов не удержался на своем посту и четырех месяцев, разругавшись в пух и прах с флотоненавистником Воронцовым.

– Легче сделать, чтобы в пустынях шли дожди иль осушить сибирские болота, чем переубедить упрямого дурака! – говорил в отчаянии адмирал о Воронцове.

Граф немедленно пожаловался императору, и тот поддержал его. Отныне судьбу флота стал решать владелец несметных сельских угодий, а флотоводец принялся основывать в Москве общество сельского хозяйства…

Преемником Мордвинова на посту морского министра явился Павел Васильевич Чичагов, сын знаменитого адмирала героя Ревеля и Выборга. По воспитанию француз, а по убеждениям англоман. Некогда Чичагов начинал свою службу поручиком гвардии, а потому с Воронцовым общий язык нашел быстро. Характеризуя личность Чичагова, один из историков флота писал: «Это был человек очень даровитый, по характеру пылкий, неустойчивый в своих взглядах, неспособный к длительной творческой работе».

Несколько иную характеристику морскому министру дал мореплаватель и адмирал В. М. Головнин: «Избалованное дитя счастья, все знал по книгам и ничего по опытам, всем и всегда командовал и никогда ни у кого не был под начальством… Самого себя считал способным ко всему, а других ни к чему. Подражая слепо англичанам и вводя нелепые новизны, мечтал, что кладет основной камень величию русского флота…»

Впрочем, в первые годы царствования Александра флот еще жил временами Екатерины Великой и Павла Первого, а потому, скорее вопреки, чем благодаря реформаторам, по-прежнему являл собой реальную и грозную боевую силу.

* * *

В Ревеле собирался очередной промозглый дождь. Над высокими кирхами зябли жестяные лютеранские петухи. Слякотная балтийская весна сменилась не менее дождливым летом. Несмотря на воскресный день, командир порта контр-адмирал Дмитрий Николаевич Се-нявин заехал в порт поглядеть, что там и как. В портовой конторе, куда контр-адмирал завернул, чтобы глянуть вновь пришедшие казенные бумаги, его уже ждал забрызганный грязью курьер.

– Вам пакет от министра! – вскочил он, едва завидя входящего Сенявина.- Велено передать, что дело весьма срочно!

Сенявин надорвал пакет. Пробежал глазами текст. Морской министр Чичагов срочно вызывал его в Петербург по какому-то безотлагательному делу. – А что за дело? – спросил курьера.

– Не могу знать точно, ваше превосходительство,- ответил тот,- но слухи ходют, что нынче все пойдем бонапартиев бить!

– Что ж, – кивнул Сенявин.- Бонапартиев бить – всегда полезно!

Перед отъездом в столицу контр-адмирал наскоро заскочил домой проститься с женой и детьми. Супруга, Тереза Ивановна, лишних вопросов не задавала, помня, что муж их не любит. Лишь собрала одежду и еду в дорогу, да на прощание перекрестила: – В добрый путь и скорого возвращения!

Мимо прыгающей по брусчатке адмиральской коляски шествовали в Екатерининтальский публичный сад обыватели: румяные жены ремесленников, чтобы покружиться там в вихре вальса, их дородные мужья, чтоб поговорить меж собой за кружкой пива, да поиграть в кегли.

За городской заставой брусчатка кончилась. Трясясь в дорожном экипаже, Сенявин глядел на раскисшие от дождей бесконечные дороги, обдумывал возможные причины своего столь скорого вызова, однако ничего конкретного придумать никак не мог.

Пока контр-адмирал едет на перекладных в Петербург, познакомимся с ним поближе. Право, он этого стоит! Вот как характеризовал Сенявина его современник, историк Д.Н. Бантыш-Каменский: «Дмитрий Николаевич Сенявин был росту высокого и стройного; имел прекрасные черты и много прияности в лице, на котором изображалась доброта души и всегда играл свежий румянец. Наружность его вселяла любовь и почтение. Будучи крепкого сложения, никогда не жаловался он на болезни, и лечение его состояло в домашних простых средствах. Он отличался веселостью, скромным и кротким нравом; был незлопамятен и чрезвычайно терпелив; умел управлять собою; не предавался ни радости, ни печали, хотя сердце имел чувствительное; любил помогать всякому; с строгостью по службе соединял справедливость; подчиненными был любим не как начальник, но как друг и отец: они страшились более всех наказаний – утраты улыбки, которою сопровождал он все приказы свои и с которою принимал их донесения. Кроме того, он был исполнен преданности к престолу и дорожил всем отечественным. В обществах Сенявин был любезен и приветлив. С основательным умом он соединял острый, непринужденный разговор; знал языки: немецкий, французский, английский и италианский, но не говорил ни на одном из них и с иностранцами общался посредством переводчика». Поглядывая в окошко на раскисшую от дождей дорогу, Сенявин не знал, что эта поездка перевернет всю его последующую судьбу…

* * *

Неделей ранее к императору Александру был срочно зван морской министр Павел Чичагов.

С началом войны министр определил основные задачи флоту. Прежде всего балтийский флот должен был доставить десантный корпус из наших портов в шведскую Померанию для совместных действий с англичанами. Балтийский отряд командора Грейга, посланный в Средиземное море, должен был совместно с находящимися на Ионических островах судами флота Черноморского защитить остров и крепость Корфу от возможных французских посягательств. Кроме этого, они же должны были перевезти наши войска из Корфу в Неаполь для защиты Неаполитанского королевства. План был вполне разумен и толков, смущало одно: хватит ли сил на все сразу?

Вместе с Чичаговым явился по вызову и министр иностранных дел империи князь Адам Чарторыский, из поляков.

– Мы стоим на пороге большой войны! – объявил император обоим министрам без долгих вступлений. – Противник более чем серьезный – сам Бонапарт! Последние известия из Парижа весьма тревожные: французы вновь зарятся на Ионический архипелаг! Меня инте- ресует, каков теперь наш флот на Корфу?

– Силы весьма не велики, ваше величество, а потому на большой успех надеяться не приходится! – выступил вперед Чичагов.

К чести Чичагова стратегическое значение Корфу он понимал прекрасно и делал все возможное для наращивания там сухопутных и морских сил. Именно благодаря его настойчивости Россия имела там уже до восьми тысяч солдат, а вместо фрегата «Назарет», находившегося в гордом одиночестве до 1803 года, Чичагов сумел туда перебросить несколько черноморских корабельных отрядов: Леонтовича, Салтанова, Белли, Мессера, Макшеева под общим началом многоопытного капитан-командора Сорокина. Для контроля над Адриатикой в мирное время и защиты от возможных посягательств со стороны турок, и созданной в свое время адмиралом Ушаковым республики Семи Островов всего этого было более чем достаточно, но для большой войны явно мало. Это и волновало российского императора.