Накануне 22 июня. Был ли готов Советский Союз к войне? - Геннадий Лукьянов Страница 4

Имеется много других деталей, связанных, например, с взрывателями для авиационных бомб, пиропатронами [11]для балочных держателей и предохранительными чеками, описание которых потребует не один десяток страниц, но без которых можно обойтись для понимания сути вопроса. Главное состоит в том, что если по каким-то причинам (обычно из-за отсутствия контроля и халатного отношения к должностным обязанностям) все эти предварительные работы не будут выполнены, то любые усилия по приведению авиационной части в полную боевую готовность, включая своевременное доведение сигнала тревоги и великолепную организацию доставки личного состава на аэродром, не приведут к желаемому результату.

Даже неискушенный читатель догадается, что после приведения авиационной части в полную боевую готовность она в таком состоянии вряд ли может находиться более трех-четырех часов, но уж никак не несколько суток, как об этом фантазируют некоторые историки, которые не имеют ни малейшего представления о сути боевой готовности. Такая же ситуация складывается и в артиллерии, и в танковых войсках. Трудно себе представить, как экипаж может просидеть в танке в полной боевой готовности при температуре окружающей среды выше 30° не то что несколько суток подряд, а всего два-три часа. К этому следует добавить, что по очевидным причинам двигатели и на танках, и на самолетах следует запускать непосредственно перед применением боевой техники, а не за несколько суток до этого.

Из всех этих рассуждений следует, что выбор момента приведения войск в полную боевую готовность является очень ответственным и обязывающим делом, даже если речь идет о небольшой локальной «вылазке» противника на узком участке фронта (границы), а тем более, когда предстоит операция стратегического масштаба. В этой связи хочется привести слова Ленина накануне октябрьского восстания [12]: «Сегодня рано, а завтра поздно: начнем ночью». В этом и проявился очевидный (а не вымышленный, как у Сталина) гений руководителя, который в сложной, полной неопределенности обстановке адекватно оценил имеющуюся у него информацию и на ее основе принял правильное решение, отвечающее реальным, а не умозрительным обстоятельствам. Само по себе приведение войск в высокие степени боевой готовности выступает лишь техническим средством непосредственной подготовки частей и соединений к действиям в соответствии с их предназначением. Последнее слово все же остается за (Верховным, главно) командующим, командиром соединения, который берет на себя ответственность за применение оружия. То есть даже своевременно приведенные в полную боевую готовность войска, оснащенные самым современным оружием и отлично подготовленные к боевым действиям, будут наголову разбиты, если не получат ясного, четкого, решительного и не вызывающего никаких сомнений приказа применить по противнику все имеющиеся ресурсы. Это обстоятельство имело особое значение в той атмосфере паранойи сталинской диктатуры, когда любой вопрос, а тем более принципиальный, решался не на основе конкретной обстановки, объективных фактов, очевидных, не вызывающих сомнений событий и нормативно (законодательно) предусмотренных мероприятий, а исключительно в соответствии с тем, что по этому поводу думал и говорил «вождь народов».

Решающее значение в то тяжелое время при принятии ответственных решений имело понимание военными начальниками того, что от них ждал Сталин, а не то, что предписывали директивы, предусматривали боевые уставы, наставления и инструкции, а тем более требовал долг солдата (офицера, генерала) и защитника своей родины.

Поэтому когда некоторые, далекие от военного дела и смутно представляющие атмосферу того времени историки утверждают, что основная причина поражений в приграничных сражениях в июне 1941 года заключалась в том, что войска ЗапОВО «по вине его командующего» не были приведены в (полную) боевую готовность, они не просто слишком далеки от сути проблемы. Они искажают историческую действительность, превращают историю в средство идеологической обработки читателей с позиций махрового сталинизма и авторитаризма. Такие историки пытаются убедить читателя в том, что бездарность, мракобесие, беспринципность, беззаконие, самодурство, невежество и тирания лучше, чем талант, научность, сочетание единоначалия и коллегиальности в решении принципиальных вопросов, умение уважать, слушать и понимать оппонентов, учитывать их мнения, способность признавать и преодолевать собственные ошибки.

Ошибиться может каждый — даже Господь Бог, от промахов не застрахован никто. Но самое страшное всегда, и особенно на войне, когда начальник, видя и понимая свою ошибку, все равно настаивает на своем ошибочном решении во имя «чести мундира», то есть ради сохранения своего авторитета и удовлетворения собственного самолюбия. Последствия такой позиции, как правило, — колоссальные жертвы и материальные потери, в чем мы смогли убедиться на примере трагедии 22 июня, и не только.

Описанные выше действия по процедуре приведения авиационной части в полную боевую готовность очень важны, но они представляют собой лишь верхушку айсберга в этой сложной проблематике. Так, необходимым условием успешного и эффективного применения ударной авиации в случае своевременного приведения авиационной части (и частей обеспечения) в полную боевую готовность и при наличии достаточного количества боеготовых экипажей и исправных (а также подготовленных) самолетов состоит в предварительной тщательной разработке оперативного плана, который должны заблаговременно хорошо изучить все его исполнители в части касающейся. В частности, для каждого варианта оперативного плана экипажи должны знать характеристики целей, боевую загрузку своих самолетов и особенности применяемых средств поражения, район боевых действий, профиль полета, порядок преодоления ПВО противника, направления, интервалы и последовательность захода на цели. Если вся эта предварительная подготовка отсутствует, то колоссальные усилия по приведению авиационной части в полную боевую готовность будут потрачены впустую: экипажи боевых машин в этом случае окажутся в положении слепых котят, а авиационная часть — в боевую единицу лишь по названию и только на бумаге.

Любые сомнения по поводу исключительной серьезности и значимости приведенных утверждений и выводов можно развеять, например, материалами исследования Льва Лопуховского и Бориса Кавалерчика [14]. В частности, они пишут, что 24 июня 1941 года перед ВВС Северного фронта была поставлена задача уничтожить авиацию противника на южном побережье Финляндии. Для выполнения этой задачи было выделено 375 бомбардировщиков и 165 истребителей (то есть всего 540 самолетов), хотя из-за низкой надежности советской авиационной техники в налетах на противника смогли принять участие только 300 самолетов. Впечатляет уже первый показатель боеготовности в 56% исправных самолетов, не связанный с временем приведения авиационных частей в повышенные степени боевой готовности. И все же эта «могучая» авиационная группировка в течение последующих шести дней смогла выполнить около тысячи самолетовылетов и нанести удары по 39 финским аэродромам.