Неизвестные страницы Великой Отечественной войны - Армен Гаспарян Страница 4

ЗАЛЕССКИЙ: Были антидемократическими. Но это слова, понимаете? Не приведены факты. Не приведены факты о том, что были фальсифицированы выборы. Да, снимали депутатов, кандидатов в депутаты, да, был жесткий контроль за выборами, давление было оказано — все было. Но тем не менее факт того, что выборы состоялись, был? — Был! Законно — подчеркиваю слово — законно избранный Парламент принял решение о присоединении к Советскому Союзу? — Принял! После этого страны, демократические страны мира, то есть Соединенные Штаты, Англия и Франция…

ГАСПАРЯН: Признали итоги выборов.

ЗАЛЕССКИЙ: Они признали итоги выборов и они признали присоединение Балтии к СССР, хотя бы тем фактом, что они заключили с СССР договор, то есть последующие договора были заключены с СССР, в состав которого входили страны Балтии. То есть законность их вхождения в Советский Союз не подвергается сомнению, причем добровольное вхождение, а не захват.

ГАСПАРЯН: А сторонники этой теории говорят: «Ну, хорошо, да, выборы прошли законно, добровольное было вхождение, а зачем потребовались тайные протоколы к пакту Молотова — Риббентропа? Все ведь это неспроста!»

ЗАЛЕССКИЙ: Вообще-то это дипломатия, это, можно так сказать, дело интимное. Что же об этом в открытую говорить-то?

ГАСПАРЯН: При этом складывается достаточно странная картина: любое тайное приложение к любому дипломатическому соглашению до, значит, 23-го августа, — это нормально, это вполне в русле любой внешнеполитической линии, есть только одно исключение — это пакт Молотова — Риббентропа.

ЗАЛЕССКИЙ: Нет, совершенно нормальная ситуация — наличие секретного протокола. Договор — пакт Молотова — Риббентропа — был опубликован и в советских, и в германских газетах…

ГАСПАРЯН: И в европейских газетах публиковался.

ЗАЛЕССКИЙ: Да, они потом перепечатывали. Он был опубликован, он не являлся тайной или секретом. В секретном же протоколе устанавливались, скажем так, зоны влияния Германии и Советского Союза. Вообще-то о подобных соглашениях в принципе никто информировать правительства зарубежных стран не собирался: все-таки это секретная договоренность. Он, естественно, существовал, и в его наличии нет ничего странного. Что, Сталин хотел получить Прибалтику?! — Да, хотел, и Западную Польшу, и Западную Белоруссию, и Бессарабию. Именно это было целью этого пакта. А утверждение, что вот два тирана заключили пакт — и вот тут-то война и началась — это нонсенс. Война через два дня не начинается.

ГАСПАРЯН: Да даже через неделю.

ЗАЛЕССКИЙ: Она и через неделю не начинается. Чтобы начать военные действия, их нужно подготовить. Нужно разработать мобилизационные планы…. На самом деле мы можем посмотреть, есть такой вот факт, это чисто формальная вещь: назначение немецких генералов на командные посты в группах армий, в армии, штабы, ну вот которые начали войну…

ГАСПАРЯН: Мы как раз вплотную подошли и остановились на том, что германские военачальники на эту операцию были назначены 26 августа.

ЗАЛЕССКИЙ: Когда происходит назначение — не планирование, а именно назначение, — то штабы командований уже переформировываются в штабы полевых армий, то есть полным ходом идет подготовка конкретно к началу военных действий. То есть этот процесс просто уже нельзя остановить. Сам факт пакта Молотова — Риббентропа, в принципе, никак не сказался на начале войны. То есть Гитлер бы ее начал в любом случае.

ГАСПАРЯН: То есть в любом случае она началась бы 1 сентября или в какие-то такие дни примерно?

ЗАЛЕССКИЙ: Она началась бы 1 сентября, может быть, 2 сентября, может быть, 30.

ГАСПАРЯН: То есть в любом случае он напал бы?

ЗАЛЕССКИЙ: Абсолютно точно, он бы напал на Польшу. Вопрос в том, чем бы это закончилось.

ГАСПАРЯН: Но говорят, что для Гитлера самого было неожиданностью то, как прореагировали Великобритания и Франция.

ЗАЛЕССКИЙ: Да, Риббентроп уверял Гитлера, что Англия и Франция не объявят войну.

ГАСПАРЯН: А на чем он основывался в этом своем твердом убеждении?

ЗАЛЕССКИЙ: Дело в том, что Риббентроп не был сильным дипломатом, как показывают все его действия, вся его деятельность. То есть он в отличие от таких мастодонтов, как Нейрат, Шуленбург или какой-нибудь Хассель…

ГАСПАРЯН: Кадровые сотрудники.

ЗАЛЕССКИЙ: Да, кадровые дипломаты. У него было потрясающе мало дипломатического опыта. И его политика носила, в целом, серьезный налет авантюризма. И он считал, что он понимает Англию и Францию, так сказать, их действия, просчитывает их. Он считал, что они не объявят войну. Почему? Значит, в этих странах, в Англии и во Франции — и это на самом деле оказало серьезное влияние на их позицию в Мюнхене в 1938 году — после Первой мировой войны правительствам приходилось считаться с «синдромом потерь» в обществе.

ГАСПАРЯН: И Европа страшилась новых многомиллионных потерь?

ЗАЛЕССКИЙ: Да. Франция — то есть французское общество — находилась просто в шоке от того, что может начаться война. То есть само моральное состояние населения Франции, в том числе солдат французской армии, показывало, что Франция не готова нести такие же потери, как в Первой мировой войне. То есть она не готова к широкомасштабным военным действиям. Именно не материально, а морально не готова. Не то что у них там не было пулеметов или танки были распределены по дивизиям — это как бы ошибки командования. А то, что они были не готовы именно с моральной точки зрения. В Англии это, естественно, проявлялось значительно меньше. Потому как Англия, во-первых, на островах, и на ее земле Первая мировая война не шла, во-вторых, она меньше потеряла. Кроме того, Британская империя всегда могла там использовать, например, новозеландцев — да вообще-то много кого из доминионов.

ГАСПАРЯН: Австралийцев.

ЗАЛЕССКИЙ: Австралийцев, южноафриканцев, индийцев. Много у нее было земель… Поэтому, кстати, потом, как мы уже с вами говорили, как раз Англия на переговорах занимала более твердую позицию, а Франция все-таки готова была даже и пойти навстречу Советскому Союзу. И Риббентроп, основываясь, прежде всего, на этом, утверждал, что ради Польши — ради какой-то Польши — Англия и Франция не пойдут на открытие военных действий. Это полностью была ошибка Риббентропа. То есть это был провал фактически нацистской дипломатии. И Гитлер, естественно, был этим потрясен. Потому что он верил в то, что ему говорил его министр иностранных дел, он основывался на этой информации, принимая определенные серьезные решения.

ГАСПАРЯН: А знаменитая политическая интуиция Гитлера в этот момент дремала?

ЗАЛЕССКИЙ: Судя по всему, да. Но с другой стороны, как бы она там не дремала, ведь, понимаете, сам факт объявления ими войны был же чисто формален, фактически интуиция-то Гитлера не подвела. Объявив войну, Англия и Франция не развернули широкомасштабных военных действий.

ГАСПАРЯН: И поэтому называлась странная война.

ЗАЛЕССКИЙ: Странная война или сидячая война — в разных странах ее называют по-разному. У французов она — Dröle — «странная», у американцев — Phony — «фальшивая», у англичан — Twilight — «непонятная», у немцев — Sitz — «сидячая», у поляков — Dziwna — «странная». Ну и у нас она стала «странной».