Рюриковичи - Дмитрий Володихин Страница 4

Через пять лет после заключения мира Игорю все же пришлось идти на печенегов войной. Очевидно, русско-печенежское пограничье оставалось немирным, оседлая Русь подвергалась набегам кочевников.

На протяжении двадцати лет русская летопись ничего не сообщает о правлении Игоря. Источники арабского и еврейского происхождения позволяют добрать информацию по крохам. Северное Причерноморье и Кавказ стали в ту пору излюбленным местом для набегов, совершавшихся из Киева. Между 909 и 914 годами отряды русов несколько раз вторгались в Прикаспий, выполняя то ли своего рода «заказ» Хазарского каганата, то ли союзнический долг по отношению к нему [6].

В 930-х годах (точнее сказать невозможно) русы получили от византийцев плату за нападение на Хазарский каганат. Они захватили хазарскую крепость Самкерц на Керченском полуострове. Но позднее хазарский полководец Песах совершил ответный набег на крымские владения византийцев. Поход закончился разорением трех городков и неудачной попыткой взять Херсонес. Затем Песах напал и на русское войско. Потерпев поражение, предводитель русов отдал всю добычу хазарам и обещал начать боевые действия теперь уже против Византии. Видимо, речь идет о неудачном походе князя Игоря.

Под 941 годом в летописи читается известие, служащее не к чести его. Князь напал на византийские владения с большим флотом. Ратники его опустошали северную часть Малой Азии на громадном пространстве. Это было настоящее бедствие для подданных императора. Русский смерч пронесся от провинции Понт до провинции Вифиния. Отряды русов появились у Гераклеи и Никомедии, на Мраморном море, то есть в опасной близости к самому Константинополю, а тысяча кораблей добралась до самой столицы «ромеев». Русы грабили, убивали, жгли церкви и села, подвергали чудовищным пыткам местных жителей. Болгары загодя сообщили византийским властям о приближении русов. Поэтому имперские полководцы быстро объединили силы нескольких балканских провинций для контрудара. В жестокой рубке эта сводная армия едва одолела свирепых пришельцев с севера. Русы вернулись на корабли и отступили в море. Но там их встретил византийский флотоводец Феофан. Он испугал греческим огнем рать Игоря, спалил часть «лодий», прочие же заставил уйти домой.

Киевский правитель, не стерпев позора, начал готовиться к новому походу, послал «по варяги многи за море». Князь надеялся на буйную силу варяжских дружин…

В 944 году Игорь выступил в поход с объединенной варяго-славянской армией, наняв еще и отряд печенегов. Часть воинства поплыла на «лодьях», другая же отправилась на конях. Император Роман I Лакапин, упрежденный о вторжении, предпочел откупиться. Игорь дошел с конниками до Дуная и здесь получил щедрое предложение византийцев. Рассудив, что лучше «взять злато и паволоки», не бившись, он принял дары императора, послал печенегов на болгар, а сам возвратился на Русь.

Годом позже стороны заключили мир. Новый договор оказался далеко не столь выгодным, как первый, утвержденный еще при Олеге. Игорь проявил себя как скверный полководец, слабый дипломат и человек, жадный до звонкой монеты. Мудрости и воинского дарования, присущих Олегу, он явно не имел.

Жажда обогащения в конечном итоге и погубила князя.

Владея золотом византийским, Игорь пожелал еще и с древлян взять большую дань, чем ранее. Алчность князя подстегивали богатства служившего ему воеводы Свенельда. Тот недавно совершил какое-то крупное военное предприятие и пришел в Киев со сказочной добычей. Историками делались предположения, согласно которым Свенельдова дружина совершила опустошительный набег на Бердаа — торговый центр в Прикаспии, принадлежавший североиранским государям. Некое воинство русов действительно захватило город в 943 году, удерживало его полгода или даже год, демонстрируя намерение закрепиться здесь навсегда. В 944 году оно совершило набег на соседнюю Мерагу. Но потом русы всё же отступили с добычей, более страдая от дизентерии, нежели от попыток местного правителя вытеснить их силой оружия. Весьма вероятно, что поход возглавлял Свенельд. Тогда его ратники, сохранив награбленное добро, имели все основания хвастаться в Киеве большим успехом.

В конце 945-го или начале 946 года Игорь отправился в последний свой поход, обуянный нестерпимым желанием лихоимства. Летопись повествует о его смерти без печали и даже с оттенком сочувствия врагам князя: «Рекоша дружина Игорева „Отроци Свенельжи изоделися… оружием и порты, а мы нази. Поиде, княже с нами в дань, да и ты добудеши, и мы“. И послуша их Игорь, иде в Дерева в дань и примышляше к первой дани, и насиляще им… Мужи его, возъемав дань, поиде в град свой. Идущее же ему вспять, размыслив, рече дружине своей: „Идите с данью домой. А я возвращуся похожу еще“. Пустив дружину свою домой, с малою дружиною возвратися, желая больша именья. Слышавше же деревляне, яко опять идет, сдумавше со князем своим Малом: „Аще повадится волк к овцам, но выносит всё стадо, аще не убьют его. Тако и се — аще не убьем его, то все ны погубит“. И пославша к нему: „Почто идеши опять? Поймал еси всю дань!“ И не послуша их Игорь. И вышедшее из града Изкоростеня деревляне, убиша Игоря и дружину его, бе бо их мало… Погребен бысть Игорь, есть могила его у Искоростеня-града в Деревах». По свидетельству византийского источника, Игоря разорвали на части, привязав к верхушкам деревьев и пригнув стволы к земле… [7]

В бесславной гибели Игоря Рюриковича виден прекрасный урок всем его преемникам. Русь его времени еще не получила правильной государственной организации. Это собрание областей, подчиняющихся Киеву и удерживаемых в данническом положении одной только силой. Но данничество не есть рабство: если перегнуть палку, держава, собранная Олегом, развалится, а правители ее подвергнут себя смертельной опасности.

Княгиня Ольга не имеет кровного родства с Рюриком. Она — не Рюрикова рода. Однако судьба этой женщины оказалась неразрывно сплетена с судьбой ее сына Святослава. Пока он не подрос, княгиня являлась правительницей Руси. А когда Святослав вошел в возраст зрелости, обстоятельства далеко не сразу позволили ей сложить бремя власти. Сын дальние походы предпочитал устроению собственной земли. Вот и вышло: до поры его заменяла на киевском престоле мать, потом — сын.

Характеры эти двух людей, Ольги и Святослава, столь разные, взаимно дополняли друг друга. Рачительная хозяйка, первой начавшая вводить подлинно государственный порядок на Руси, Ольга не имела энергии к активной внешней политике, а неистовый боец Святослав, даровитый полководец, амбициозный завоеватель, горел покорением дальних земель, но не умел «вести хозяйство» своей громадной империи. Из них получился прекрасный тандем. И невозможно рассказывать о героическом периоде в истории Руси, приходящемся на середину X века, не объединив две эти фигуры в повествовании.