Жуков. Маршал на белом коне - Сергей Михеенков Страница 4

Впоследствии, уже оглядываясь на прожитое, но словно всё ещё оберегая старую рану, Жуков подарит Нюре первое издание своих «Воспоминаний и размышлений», где будет упоминание и о ней. На титульном листе сделал сдержанную надпись: «А. В. Синельщиковой — другу моего детства на добрую память». На самом же деле Нюра была другом не только детства, но и юности, более того — невестой.

Отец Константин Артемьевич хоть и был строг с детьми и лупил самого резвого и непокорного из них — Егорика — шпандырем, хозяином в доме был, видимо, никудышным. Всё держалось на двужильной Устюше. Иначе как объяснить, что в 1902 году, уже к осени, «от ветхости» обломились прогнившие обрешётины и стропила дома и крыша рухнула внутрь. Когда односельчане собрались на усадьбе Жуковых, чтобы помочь горю бедной семьи, накануне холодов вынужденной жить в сарае, выяснилось, что новые стропила на гнилых стенах поднимать бессмысленно. Пустили по кругу шапку и вскоре собрали необходимую сумму, на эти деньги в соседнем селе купили готовый сруб. Перевезли. Дом поставили обыдёнкой — за один день накидали на мох сруб, подняли стропила, обрешётили и покрыли соломой в несколько рядов.

Тот год был для семьи Жуковых самым тяжёлым. Сам маршал вспоминал его так: «Год выдался неурожайный, и своего зерна хватило только до середины декабря. Заработки отца и матери уходили на хлеб, соль и уплату долгов. Спасибо соседям, они иногда нас выручали то щами, то кашей. Такая взаимопомощь в деревнях была не исключением, а скорее традицией дружбы и солидарности русских людей, живших в тяжёлой нужде».

Анна Ильинична Фёдорова [2], старожил из Чёрной Грязи, вспоминала: «Была я маленькая, сидела на печке и видела, как Егор Жуков приходил к моему старшему брату Семёну. Они дружили. Был он из бедной семьи, ходил в рваных ботинках». Да, заметим мы, при отце-то сапожнике…

Та же Анна Ильинична сохранила в памяти ещё кое-что. Воспоминание это относится к более позднему периоду жизни Жукова, когда он уже жил и работал в Москве, а на родину приезжал погостить. И — погулять. «Когда Жуков в юности приезжал из Москвы в Стрелковку, то в деревне говорили: „Егор приехал, на вечеринках жди драки…“». Так что характер его твердел на кулаках и на крапиве.

Известен случай, когда после очередной драки на вечеринке местные парни подкараулили его, связали и бросили в канаву с крапивой. «Вот тебе наши девки, москвич!..» В крапиве Егор пролежал до утра. Но и этот случай был частью становления характера. Уроком, который, надо признать, он усвоил только отчасти…

Однако лето для деревенской ребятни — это не только купание на реке, но и заботы по хозяйству. Грядки прополоть. Воды наносить — и домашней скотине, и на полив огорода.

В лес за ягодами сходить, за грибами. Рыбалка на реке Протве и речке Огублянке, впадавшей в Протву неподалёку, возле села Огуби, развлечением была лишь отчасти. Рыба стала частью пропитания семьи. Рыбу ловили корзинами. Когда подросли, плели верши, нерета и морды. Чем лучше снасть, тем богаче улов. Плотва, густера, окуни, щуки, налимы, голавли, лини, лещи. Часть большого улова Егор относил соседям. В благодарность за щи в голодные дни. А ещё он пристрастился к охоте.

Жил в деревне Прошка по прозванию Хромой. Он работал половым в придорожном трактире в Огуби. Хромой Прошка купил себе ружьё и стал ходить на охоту. Брал с собой и Егора. Они вскоре подружились, хотя Хромой Прошка был намного старше. Мать Прошки на крестинах Егора держала его на руках перед купелью, а потом, голенького, принимала от отца Василия. Так что Хромой Прошка доводился ему почти роднёй.

Поскольку они ходили в лес вдвоём, а ружьё было одно, то и стрелял из него владелец — Хромой Прошка. А Егору доставалась другая работа: зимой, когда они охотились на зайцев, Егор делал загоны или распутывал заячьи малики, то есть следы. Он искусно и умело тропил зайца. Увидев след, сразу определял, беляк это или русак. Различал концевые, жировые, гонные или взбудные следы. Понимал, что если косой сделал смётку — отпрыгнул со своего следа, «двойки» или «тройки», далеко в сторону, то где-то неподалёку и залёг. Иногда зайца брали прямо на лёжке. Бывало — и упускали. Тогда Егору приходилось выслеживать его, топтать снег по новому кругу. А в конце лета ходили на уток. В августе на крыло становилась молодь. Выводки в хорошие годы были большими. За одну охоту добывали до дюжины крякв. Стрелял Хромой Прошка, а Егор плавал за подранками. Конечно, Прошка давал Егору выстрелить раз-другой, но случалось такое редко.

Иногда на охоту отправлялись втроём. Егор уговаривал Хромого Прошку взять с собой друга-однокашника Лёшу Колотырного. Колотырный — это прозвище. Настоящая фамилия друга — Жуков.

Пройдут годы. Пройдёт одна война. Грянет за ней другая, Гражданская. Коноводом у командира кавалерийского полка Жукова будет верно служить красноармеец Алексей Жуков, которого комполка по-прежнему будет окликать Колотырным.

Человек родины, Жуков всегда будет окружать себя земляками, роднёй. Надёжными и добросовестными людьми.

Страсть к охоте, в особенности утиной, Жуков сохранит на всю жизнь. Охотничьи же навыки, умение «тропить» зайца и тихо подходить к утиным выводкам пригодятся очень скоро — на Первой мировой войне, где Жуков будет разведчиком.

Деньги, собранные миром на покупку сруба, Жуковым необходимо было возвращать общине. Они и возвращали. Частями. Как могли. Это был своего рода кредит. Беспроцентный.

Помогать своим. Не оставлять в беде. Выручить родню, близкого. Не оставить вниманием земляка. Выросший и воспитанный деревенской общиной, родителями, роднёй в такой нравственной атмосфере, Жуков сохранит эти качества на всю жизнь. Будет щедр к родным и близким. Заботлив по отношению к многочисленным племянникам и племянницам, гостеприимен. Родня всегда будет окружать его и в московской квартире, и на даче, и даже на квартирах в гарнизонах. Он любил, чтобы вокруг него были родные лица, звучали интонации его родины — Стрелковщины.

На следующую осень после того, как Жуковы выбрались из сарая в новый дом, Егора и Машу собирали в школу.

Церковно-приходская школа для крестьянских детей находилась в деревне Величково, это вниз по течению Протвы на полпути к Чёрной Грязи. Сюда ходили учиться крестьянские дети из четырёх деревень: Лыкова, Величкова, Стрелковки и Огуби. Учительствовал в школе сын местного батюшки Сергей Николаевич Ремизов. Местные хроники сохранили о нём память как о талантливом педагоге, посвятившем свою жизнь крестьянским детям, их просвещению. Отец учителя, Николай Ремизов, «тихий и добрый старичок», к тому времени уже заштатный священник местной церкви, преподавал в школе Закон Божий.

Сестра Маша в школу пошла на год раньше. Егор выучился читать и писать печатными буквами по её букварю, а потому пришёл в школу уже подготовленным. Вспоминал: «Некоторым ребятам родители купили ранцы, и они хвастались ими. Мне и Лёшке вместо ранцев сшили из холстины сумки. Я сказал матери, что сумки носят нищие и с ней ходить в школу не буду.