Ротшильды. История династии могущественных финансистов - Фредерик Мортон Страница 4

Внутри гетто также не производило вдохновляющего впечатления. Лавки были забиты старой, ношеной одеждой и всевозможной старой хозяйственной утварью. Такая удручающая картина была результатом запрета, наложенного на евреев и отказывавшего им в праве заниматься сельским хозяйством, ремеслами, даже продажей таких товаров, как шелк, оружие или свежие фрукты.

Еврейские девушки подвергались таким же суровым притеснениям со стороны неевреев. Один из указов городских властей ограничивал право евреев на создание семьи – не более пятисот семей должно было жить в гетто, и не более двенадцати браков можно было заключать каждый год.

Когда Майер добрался до своего «квартала» и его старый приятель крикнул ему «Привет, Ротшильд», он не испытал облегчения, наоборот, это лишь напомнило ему о том, что у него нет даже собственной фамилии. В этой привилегии его «племени» также было отказано. Чтобы как-то обозначать друг друга, евреи использовали характерные особенности домов, в которых жили их предки. Так, в случае с Майером его родственники жили в доме с красной крышей («рот» – по-немецки «красный»), в более благополучном районе еврейского квартала. Имя так и закрепилось, хотя семья обеднела и перебралась в неблагополучное место в другой части квартала, на Посудную улицу.

Сюда и свернул Майер в конце своего нехитрого путешествия. Он миновал унылые и грязные дворы и вышел к лавке, где его братья Моше и Кальман торговали старой одеждой. Здесь заканчивается предыстория юного Ротшильда и начинается его восхождение к новым высотам.

На Посудной улице, среди домов, в которые, кажется, никогда не заглядывало солнце, Майер Амшель приступил к трудам, которые растянулись на годы. Напрашивается вопрос: отдавал ли он себе отчет, что жертвует сравнительно благополучным существованием в ганноверской меняльной конторе ради этой грязной дыры во франкфуртском гетто? Предчувствовал ли он, что за открытия ожидают его в родном, вечно полусонном городе? Знал ли он, что местный властитель, молодой принц Уильям Гессенский, был богатейшим из принцев, что финансовая империя, которую строил юный властитель, нуждалась в собственных вице-королях? Какие сны посещали юного Майера, когда он засыпал под убогой крышей своего дома?

Но при свете дня страшно было подумать о том, какая дистанция разделяла их, Майера и молодого принца! Он был всего лишь одним из трех братьев, перебиравших хлам в старых сундуках в поисках жемчужины или какой-нибудь дешевой старинной монеты. Он не мог обзавестись лошадью и ходил по городу пешком.

Между тем время шло, и Майер понял, что если дела и дальше так пойдут, то он не сможет купить себе даже седло. И тогда, движимый скорее неопределенным предчувствием, чем надеждой на заработок, он занялся поиском старых монет. Годы, проведенные в иешиве, не прошли даром. Будучи в глубине души раввином, он нес на своих сутулых плечах исконную тоску своего племени по поэзии и знаниям. Динары и талеры, которые он скупал, потускневшие от времени русские, баварские, римские монеты – он рассматривал их, исследовал, писал к ним аннотации, – но до продажи дело не доходило. Поначалу это занятие казалось совершенно бесперспективным.

Люди нуждались в настоящих деньгах, а не вышедших из употребления стершихся монетах. Местные бюргеры-немцы были безразличны к безделушкам такого рода. Чтобы реализовать старинные монеты, нужно было отправиться в особняки и замки Франкфурта. И Майер еще раз пошел на риск. На него снизошло некое озарение. Он решил вернуться в Ганновер, к своему бывшему «работодателю» генералу фон Эшторфу, который был вхож в покои принца Уильяма в Ханау. И генерал соблаговолил вспомнить Ротшильда, а придворные друзья генерала, как ни странно, проявили интерес к старинным монетам и редким вещицам. Они с интересом выслушивали бесконечные рассказы Майера о его нумизматических изысканиях. Им понравились не только его лекции, но даже мелодии гетто, которые воспроизводил Майер, сопровождая таким образом свои показы. Они листали каталоги, изобиловавшие литературными и каллиграфическими изысками автора, а затем стали покупать эту «рухлядь».

Вдохновленный Майер начал рассылать свои причудливо разрисованные каталоги всем царствующим особам прилегающих земель. Однажды он удостоился аудиенции самого принца Уильяма. Его высочество только что успешно завершил шахматную партию и находился в приподнятом расположении духа… Он купил у Майера целую пригоршню редких монет и медалей. Это была первая сделка, заключенная Ротшильдом с главой государства.

Он вернулся на Еврейскую улицу с ощущением триумфа, но он был по-прежнему беден. Майер подумывал о женитьбе, однако содержать семью на деньги, вырученные от редких и случайных сделок с сильными мира сего было практически невозможно. Поэтому он учредил в одном из домов на Посудной улице, так сказать, пункт обмена валюты, а по сути – банк, где обменивались разнообразные денежные знаки, имевшие хождение в различных немецких землях. Ярмарки, проходившие во Франкфурте, привлекали в город дукаты, флорины и прочую валюту из самых различных городов. И на разнице в их рыночной стоимости Майеру удавалось получать более или менее стабильный доход.

Он становился завидным женихом, и теперь его можно было часто увидеть в доме Гутеле Шнаппер, миниатюрной, обаятельной семнадцатилетней девушки, отец которой владел магазинчиком в более или менее привлекательной части Еврейской улицы. Приданое могло оказаться весьма приличным. Гутеле была нежной и приветливой девушкой и готовила отличные бифштексы. Чего еще мог желать молодой симпатичный еврейский юноша?

Однако Майер желал большего. Старые монеты и знатный джентльмен, который соблаговолил купить их… Эта мысль тревожила его, звучала в нем, вполголоса, но не смолкая напоминала о себе. И снова он отказался от проторенного пути. Доходы от меняльной конторы Майер инвестировал отнюдь не в расширение этого бизнеса, хотя он был основным источником его доходов. Вопреки логике Ротшильд продолжал вкладывать деньги в «нумизматический» бизнес.

Майер скупил несколько коллекций по бросовым ценам. Ему удалось завязать знакомство с герцогом Карлом-Августом Веймарским, покровителем Гете, а также найти других влиятельных «клиентов», покупавших его раритеты по невысоким ценам. Он продолжал свое дело, периодически возвращаясь к своему первому покупателю, принцу Уильяму, – и был доволен собой.

Его братья, упорно продолжавшие свой не слишком доходный, но достаточно стабильный бизнес – торговлю одеждой секонд-хенд, как называют ее теперь, – с недоумением наблюдали за улыбкой, которая скрывалась в густой бороде Майера. Они были озадачены. Как он заботился о своих каталогах! С какой тщательностью он печатал их, используя изощренный готический шрифт. Как он проверял и перепроверял заголовки на титульных листах, как внимательно работал над каждой фразой, стиль которых даже в те времена выглядел причудливым и архаичным. Он был похож на талмудиста, который пишет книгу своей жизни.

И Майер действительно начал писать. Он писал письма с предложениями о поставке своего «товара», обращаясь к правителям окрестных княжеств. Причудливый стиль и скрупулезное следование формальностям, пожалуй, можно было назвать специфическим языком гетто, но в этих письмах, безусловно, просвечивала индивидуальность их автора.