Брем - Николай Непомнящий Страница 4

Сразу по прибытии на Африканский континент у Альфреда начались проблемы со здоровьем. Особенно плохо переносил он жару.

Из дневника: Плавание по Нилу. Жара

«Я, впрочем, мало был способен заниматься и наслаждаться всеми новыми зрелищами, какие доставляло нам плавание по Нилу. Во время переезда болезнь моя значительно усилилась. Никак не могу описать ее; знаю только, что у меня были жестокие припадки головной боли, отдававшейся преимущественно внутри черепа, как бы в мозгу; когда же они становились невыносимы, то вскоре получалось сравнительное облегчение, в том смысле, что я надолго впадал в беспамятство, бредил и уже вовсе ничего не сознавал и не чувствовал. Только крепкое телосложение спасло меня от погибели, потому что от этой болезни не только многие европейцы, но и туземцы умирают».

Дальнейшее путешествие в Каир проходило на арендуемой бароном Мюллером дахабие — парусной лодке. К сожалению, солнечные ожоги, тепловые удары и связанные с ними головные боли доводили Брема до обморочного состояния, так что первый круиз по Нилу был значительно подпорчен. Но когда 5 августа юноша впервые увидел на горизонте пирамиды, он не мог больше оставаться на больничной койке.

Из дневника:

«Мне казалось, что я вижу это во сне. Сотню раз я видел пирамиды позже, многократно стоял перед ними, но никогда они не будили во мне таких чувств, как тогда, и именно такими они остались во мне, как величайший памятник древних египтян».

Из Булака, оживленного каирского порта, они добрались, снова на ослах, до своего квартала, где провалялись в кроватях до 11 августа — наверное, сказалась смена климата. А потом началось землетрясение.

Из дневника: Землетрясение в Каире

«Едва от нас вышел наш доктор Кукини, койки начали трястись, а через несколько минут послышался сильный шум. Мы слышали вопли на улицах, видели, как рамы выпрыгивали из оконных проемов и люди выскакивали из домов. Каждую минуту мы ждали, что рухнет потолок. Дом качался, но стоял. Хотя стихийное бедствие длилось едва ли минуту, она показалась прикованным к постелям людям целой вечностью…

Покорившись судьбе, они ждали последнего удара стихии. Но потом все неожиданно стихло.

В один из таких дней, 7 августа, мы, изнеможенные и бессильные, лежали по своим кроватям и жаловались на невыносимую духоту в воздухе. Как вдруг услышали как бы раскат грома, на улицах вопли и крики, рев животных и быструю беготню по коридорам отеля; наши кровати зашатались, двери захлопали взад и вперед, оконные рамы и разбитые стекла со скрипом и звоном полетели на пол, штукатурка в нескольких местах растрескалась и обвалилась — мы не могли понять, что все это значит. Затем последовал новый, сильнейший толчок, мы услышали, как где-то по соседству обрушились стены, и почувствовали, что наш дом покачнулся на своем фундаменте. Тогда мы с ужасом поняли, в чем дело: в Каире было землетрясение. А мы, больные и слабые, беспомощно лежали на своих постелях, едва могли шевелиться и не были в состоянии, подобно другим путешественникам, выбежать вон из строения; наше положение было ужасно. Вся катастрофа длилась не более минуты, но нам время показалось вечностью. До сих пор я очень хорошо помню мучительные мысли, овладевшие нашими испуганными умами: опасаясь, что дом сейчас разрушится, мы в смертельном страхе смотрели на треснувшие стены и с покорностью ожидали своей участи. Но дом, построенный европейцами, устоял-таки против ужасного потрясения. Через несколько минут слуга, бежавший мимо нашей комнаты, возвестил нам о спасении. По соседству 17 человек погибли от землетрясения, раздавленные развалинами своих жилищ».

После трех недель болезни Альфред Брем смог наконец выйти на улицу. Постепенно к нему возвращались силы и способность наблюдать и оценивать происходящее. «Это другой мир, который не представлялся мне даже во снах, — писал он. — Это вечно снующая братия босоногих и полуголых людей, на ослах и верблюдах, пешком и на лошадях, феллахи и торговцы в тюрбанах… Оборванные солдаты, украшенные золотыми позументами офицеры, европейцы, персы, турки, греки, бедуины и негры, торговцы из Сирии, Индии, Дарфура, Кавказа… Укутанные в складки черного шелка знатные и важные дамы и простые крестьянки в голубых рубахах и длинных паранджах, скрывающих лица… Верблюды с их огромной поклажей, мулы с товарами, осел, прицепленный к скрипучей тележке и ревущий не менее противно, дрожки, груженные восхитительной посудой, и дорогая лошадь, скачущая галопом на полной скорости… Рабы, погоняемые кнутом, и богато одетый турок на разукрашенном жеребце, гордый жених весь в красном одеянии, водоносы, позвякивающие кувшинами, слепые и нищие, просящие милостыню… Торговцы сладостями и фруктами, пекари и продавцы сахарного тростника… Стоит шум, в котором вы не слышите собственных слов, это толпа, через которую невозможно продраться».

Каждая минута приносила новые впечатления. Из шума уличной жизни Брем попал вдруг в тишину мечети. Мраморный пол был устлан циновками и коврами, а под куполом на цепях из латуни висели огромные лампы. «Наиболее впечатляющим был высокий сводчатый купол и широкие арки и колонны», — так оценил он мечеть.

Из дневника: Сказочный Каир

«С одной из батарей Цитадели мы полюбовались поразившим нас видом Каира и его окрестностей; перед нами расстилалась живописнейшая из всех панорам Египта. В южном освещении есть что-то волшебное: глаз не может вполне схватить всей прелести пейзажа, освещенного таким образом. У ног наших лежал сказочный Каир, город, заключающий более трехсот тысяч жителей, с тысячью куполов, минаретов и мечетей, с предместьями, из которых каждое само по себе составляло порядочный город; кругом ландшафты, утопающие в роскошной растительности земли фараонов, перерезанные громадною рекой; непосредственно за ними виднеются сторожевые оплоты против сыпучих песков пустыни, чудо света — пирамиды; на горизонте же тянулась пустыня — однообразная, бледно-желтая, как бы беспредельная и неизмеримая полоса, в которой глаз теряется; таков был вид, представившийся нашим восхищенным взорам. На райской картине ложились вечерние тени, Нил золотою лентой извивался вдаль, через цветущие луга, легкий западный ветер колыхал вершины пальм. Изумленные, мы без слов стояли перед этим зрелищем. Как дальний гром, доносился к нам снизу гул оживленной толпы. Наступил час вечерней молитвы — солнце опускалось в бесконечный океан песков, тогда высоко над нами, с вершины стройного минарета мечети, раздался звучный напев муэдзина, провозвестника веры; он взывает к народу: «Hai aal el sallah!» Благочестивый магометанин спешит на молитву, да и христианин чувствует, что в его сердце также теснится воззвание муэдзина: «Да приступи к молитве!»

Из Цитадели открывалась красивая панорама города и его окрестностей. Тысячи церквей, мечетей, минаретов создавали поистине сказочный вид. Долина Нила была вся в древних развалинах, а на горизонте виднелась бледно-желтая полоса бесконечной пустыни, которой предстояло надолго стать домом для молодого Брема…

В Каире Брем и Мюллер узнали от австрийского консула Лаузина, что вскоре в глубь Африки отправляется группа католических священников, и стали просить чиновника поспособствовать в том, чтобы поехать с ними. Их мольбы не остались без ответа: вскоре просьба была удовлетворена. Основной задачей миссионеров являлось распространение христианского учения среди населения долины Нила. В XIX веке под эгидой Лондонского миссионерского общества, образованного в 1795 году, в Европе создаются многочисленные протестантские миссии. Их «кадры» проходят обучение в особых миссионерских школах, где изучаются местные языки, география и этнология, иначе говоря, осваиваются азы страноведения, а точнее — африканистики.