Аксенов - Дмитрий Петров Страница 4

И тут казанский градоначальник разразился «еретической» речью: он верит в честность многих арестованных… Евгения рада, что их мысли схожи. Но каждый шаг приближал их к зданию на улице Дзержинского. И — вот оно — Черное озеро.

— Ну, Женюша, — сказал муж, — мы ждем тебя к обеду…

— Прощай, Паша. Мы жили с тобой хорошо… — ответила она.

Не добавила «береги детей». Знала: он не сможет сберечь…

— До свидания, Женюшенька!

За дверями — учреждение. Казенная неторопливость. По коридорам снуют чиновники. В кабинетах трещат пишущие машинки. Кто-то кивает, мол, «здрассьте»… Вот — нужная дверь. Она вошла. И сразу ударилась о взгляд Веверса.

«Их бы в кино крупным планом показывать, такие глаза, — напишет Евгения Гинзбург. — Совсем голые. Без малейших попыток маскировать цинизм, жестокость, сладострастное предвкушение пыток, которым сейчас будет подвергнута жертва. Ему не нужны комментарии.

— Можно сесть?

— Садитесь, если устали, — пренебрежительно ответил Веверс.

На лице его — смесь ненависти, презрения, насмешки, которую я потом сотни раз видела у работников этого аппарата, у начальников тюрем и лагерей».

Эта гримаса входила в программу тренировок сотрудников органов пролетарской диктатуры. Они репетировали ее перед зеркалом. Минуты тянулись в молчании. Потом капитан взял лист бумаги и написал крупно, чтобы было видно: «Протокол допроса»…

Теперь взгляд его налился серой, тягучей скукой.

— Ну-с, так как же ваши партийные дела?

— Вы ведь знаете. Меня исключили из партии.

— Еще бы! Предателей разве в партии держат?

— Почему вы бранитесь?

— Бранитесь? Да вас убить мало! Вы — ренегат! Агент международного империализма!

Удар кулаком… по столу. Звенит стакан.

— Надеюсь, вы поняли, что арестованы?

Почти полгода — с февраля по июль 1937 года — мать Васи провела во внутреннем изоляторе казанского управления НКВД, вынося допросы и издевательства. Затем ее перевели в тюрьму на улице Красина, где она узнала об аресте маршала Тухачевского и других видных военных. Там же состоялся любопытный разговор с медсестрой тюремного медпункта. Простая женщина дала ей бинтик — подвязать чулки — и спросила спокойно, без зла:

— Что вас заставило-то, а? Ну, против советской власти, что вас-то заставило? Ведь я знаю — вы Аксенова, предгорсовета жена. Чего же вам еще не хватало? И машина, и дача казенная, а одежа-то, поди, всё из комиссионных? Да и вообще…

Кажется, ее представления о роскошной жизни были исчерпаны…

— Недоразумение. Ошибка следователей.

— Тш-ш-ш… — Сестра покосилась на дверь. — А что, может, правду отец говорил, будто все вы идейно пошли за народ, за колхозников то есть, чтоб им облегченье?..

Удивительный разговор. Вот, оказывается, какой миф о репрессиях сложила гуща народная. Видя погром партийных кадров, люди не находили ему объяснения и выдумывали свои версии. Одна из них: и среди коммунистов есть хорошие люди, которые встали за колхозников и страдают за народ…

В июле 1937 года Евгению Соломоновну этапировали в Москву на заседание Военной коллегии Верховного суда. Она сидела в спецкорпусе Бутырской тюрьмы, видела арестованных жен советских вождей и героинь Коминтерна — активисток германской, итальянской, венгерской и других компартий и антифашистских движений. Там впервые услышала жуткие вопли пытаемых, увидела руки с выдранными ногтями…

Накануне суда офицер познакомил ее с обвинительным заключением по делу. Под документом была подпись Вышинского, прокурора Союза ССР. Она помнила его — холеного, курортного, в круглых очках и вышитой рубахе… Его костлявую жену и дочку Зину, с которой ходила на пляж. А вспомнил ли он Гинзбург, подписывая эту бумагу? Может, и да. Ну и что? Ведь не дрогнув послал на смерть старого друга — секретаря Одесского обкома Евгения Вегера. Да и его ли одного? Так что может значить фамилия дочкиной приятельницы?

Преамбула: «…Троцкистская террористическая контрреволюционная группа… при редакции газеты „Красная Татария“… ставившая целью реставрацию капитализма и уничтожение руководителей партии и правительства»; в списке подпольщиков имена людей, никогда не работавших в газете, или тех, кто давно покинул ее…

Но к чему все это? О! Вот и итог: «На основании вышеизложенного… предается суду военной коллегии… по статьям 58–8 и 11 Уголовного кодекса… с применением закона от 1 декабря 1934 года».

Но что это за закон?

Вопрос: ознакомились с обвинительным заключением? Всё ясно?

— Нет. Что значит закон от 1 декабря?

Офицер удивлен. Разъясняет:

— Этот закон гласит, что приговор приводится в исполнение в течение двадцати четырех часов с момента вынесения.

24 часа. И до суда 24 часа. Ведь на другой день после вручения обвинительного заключения обычно везут в суд. Итого — 48 часов. Жить 48 часов?..

Первого августа 1937 года Военная коллегия Верховного суда приговорила гражданку Гинзбург Евгению Соломоновну к десяти годам тюремного заключения со строгой изоляцией, с поражением в правах на пять лет и конфискацией имущества.

«Всё вокруг меня становится светлым и теплым, — писала Гинзбург в „Крутом маршруте“. — Десять лет! Это значит — жить!»

Она встряхнула локонами, закрученными перед судом, чтобы не осрамиться перед тенью Шарлотты Корде, и улыбнулась конвоирам, удивленно смотревшим на нее.

— Обедать вы не будете? — спросила надзирательница, похожая на сестру-хозяйку. У нее опыт. Она знала: после приговора люди не хотят есть.

— Обедать? Почему не буду? Обязательно буду, — ответила осужденная. И съела обед — мясной суп и манную кашу с маслом, положенные приговоренным к смерти, согласно традиции, оставшейся от гнилого либерала Николая II.

— Теперь, — сказала себе заключенная Гинзбург, — я буду обязательно есть всё, хорошо спать, делать по утрам гимнастику. Я хочу сохранить жизнь…

Через 20 дней, в день пятилетия, милого ее Васю забрали в приемник для детей «врагов народа». По обычаю того времени: враг должен сидеть, а малолетний член его семьи — пройти школу любви к товарищу Сталину и ненависти к его врагам.

Евгению же отправили в ярославскую тюрьму «Коровники», где в мае 1938 года она узнала о смерти отца, который не вынес избиений в НКВД, и об изменении приговора на десять лет лагерей. Оттуда ее отправили во Владивосток. Там в июне 1939-го началась лагерная эпопея Евгении Гинзбург — продлился ее крутой маршрут…

К тому времени Павел Васильевич уже два года был в заключении. Так завершилась его блистательная карьера советского деятеля.

Он родился в январе 1899 года в богатом селе Покровское Рязанской губернии, в зажиточной семье. К труду привык с детства, окончил два класса приходской школы…