Война и люди - Василий Песков Страница 4

Первой в круг с озорною частушкой вырвалась о н а. И пошла пляска под балалайку.

— Ты сделал?!

Я не успел опомниться, как она, разгоряченная пляской, схватила мою голову двумя руками и звучно при всех поцеловала. Это был щедрый, ничем не обязывающий поцелуй взрослого человека — награда мальчишке.

А мальчишке было тогда пятнадцать. Мальчишка, не помня себя, выбрался из толпы и побежал к речке. Там он стоял, прислонившись горячей щекой к стволу ивы, и не понимал, что с ним происходит. Теперь-то ясно: у той самой ивы кончилось детство. Детство… Оно все-таки было у нас, мальчишек военных лет. Оглядываясь назад, я вижу под хмурым небом этот светлый ручеек жизни — детство. И наклоняюсь к нему напиться.

1975 г.

22 июня… Двадцать девять лет назад началась война…

С годами подробности больших событий постепенно теряются. Память хранит только узловые драматические моменты. Заговорите о нашествии Наполеона — и сразу вспомнятся Бородино, пожар Москвы, Смоленская дорога. От последней войны не забудутся сражение под Москвой, Сталинград, Севастополь, ленинградская блокада, Курская дуга, Берлин. И это — 22-е число в июне…

Под обвалами Брестской крепости найден будильник. Ему не суждено было прозвенеть утром 22 июня. Помятые взрывом стрелки остановились в четыре часа. За пятнадцать минут до этого немецким репортером сделана фотография: офицеры штаба Гудериана в ожидательных позах возле границы. Светает. Пятнадцать минут до начала войны… Гудериан вспоминал потом: «Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов…»

Первую минуту нашествия видели не спавшие пограничники. Из них мало кто уцелел. Уцелевшие рассказали: «Впереди, за пограничной чертой, на западном крае чуть светлевшего неба, среди звезд, вдруг появились красные и зеленые огоньки. Они усеяли собой весь горизонт. С их появлением оттуда, с запада, донесся рокот множества моторов. Сотни самолетов с зажженными бортовыми огнями стремительно пересекли границу». А в это время в Брестской крепости у чьей-то кровати мирно двигались стрелки будильника…

Что было потом с крепостью, никто не мог рассказать. И только случайно во время войны из захваченных документов немецкого штаба стало известно: «Русские и Брест-Литовские боролись исключительно упорно, настойчиво, они показали превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к борьбе». И более позднее свидетельство немецкого генерала: «Там мы узнали, что значит сражаться по русскому способу». Заметим, речь идет не о Сталинграде, не о Курской дуге и Севастополе. Речь идет о самой первой минуте, о первых неделях войны…

На снимках Брестской крепости мы видим обычно лишь малую центральную часть ее. Мысленно надо продолжить и замкнуть кольцом двухэтажный кирпичный пояс казарм. Разрушенная церковь-клуб стоит в центре почти двухкилометрового кольца цитадели. Сегодня кольцо во многих местах разорвано.

До сорок первого года оно было сплошным, с тремя воротами. Крепость окружена водой двух сливающихся в этом месте рек: Западного Буга и Мухавца. На двух островах, прилежащих к острову-цитадели, — продолжение крепости: валы, мощные укрепления, обводные каналы. Когда-то здесь стоял город Брест. Его перенесли в сторону и на этом очень выгодном для обороны месте поставили крепость.

Прошло сто тридцать лет со дня окончания громадного по тем временам строительства. Крепость со множеством укреплений, валов, казематов и подземных каменных сооружений была неприступной, пока существовали гладкоствольные пушки. Постепенно крепость теряла неуязвимость. С появлением авиации и тяжелых фугасных снарядов крепость перестала быть крепостью в старом понимании слова и была местом расположения армейского гарнизона. Стоит крепость на самой границе. Лента воды отделяет ее от зарослей, в которых немцы в канун вторжения накапливали артиллерию, пехоту и средства для переправы. Нельзя сказать, чтобы с нашего берега этого не заметили. Кое-кто из командиров открыто говорил о близости войны. Но из Центра приходил неизменный приказ: «Сохранять спокойствие, усилить наблюдение» — Москва хотела всеми силами оттянуть роковой день, не дать повода к нападению. 21 июня в Брестской крепости были пойманы переодетые в красноармейскую форму диверсанты. Позже оказалось: в крепость проникло большое число диверсантов.

В ночь на 22 июня они резали электрические провода, занимали выгодные позиции для стрельбы…

«22 июня под утро я поднялась покормить годовалую девочку. Тронули выключатель — лампочка не зажглась. Я прилегла — и вдруг гром, свет, рама упала на пол… Муж, схватив портупею с наганом, успел только поцеловать меня и сказать: «В подвал! Детей держи возле себя. Война…» Больше я его не увидела…» Этот маленький эпизод первой минуты войны я записал со слов Лидии Михайловны Крупиной, приехавшей из Магадана «навестить места 41-го года».

Считаное число людей осталось в живых из тех, кто был участником или свидетелем героической драмы. По их рассказам, по найденным в развалинах останкам, оружию и документам прояснилась после войны картина многодневной схватки на берегах Буга и Мухавца. Глядя на снимок, мы можем представить сейчас место, где на резиновых лодках после артиллерийской бомбежки переправились немцы. Они ворвались в ворота цитадели. Сразу же захватили ставшую теперь руинами церковь-клуб. Отсюда удобно было держать под обстрелом двор цитадели. Отсюда гитлеровцы вели по радио управление артиллерийским огнем. И казалось — все! К половине дня, как намечалось планами, крепость падет. Но после первых минут замешательства крепость вдруг ощетинилась огнем и штыковыми ударами.

И все пошло не так, как наступавшие предполагали. Пришлось отказаться от лобовой атаки и начать осаду. Фронт ушел далеко на восток, а тут, возле самой границы, били тяжелые, полуметрового калибра пушки. Самолеты бросали двухтонные бомбы, в перерывах между бомбежками вкрадчивый голос из репродуктора уговаривал сдаться. Но как только все утихало и поднимались немецкие автоматчики, крепость давала бой. Силы были неравными. Против самолетов, против танков и тяжелых орудий у осажденных были только винтовки и пулеметы. Кое-где не хватало даже винтовок.

Люди не знали, как сложилась война. Окруженные со всех сторон, первые два дня они ждали помощи. Радисты беспрерывно посылали в эфир позывные, пока не кончилось питание в батареях. Потом стало ясно: смерть придется встречать в этих стенах. Было несколько попыток прорваться. Возвращались, оставляя убитых товарищей. Так день, и два, и три… Есть кадры немецкой хроники: дым, обвалы, обезумевшая белая лошадь в дыму и тени автоматчиков. Немцы несли большие потери. Эта «крупная остановка» на фоне победного наступления по всем фронтам их раздражала. И с каждым днем все тяжелее становились удары снарядов и бомб.

Все меньше защитников оставалось в крепости. Тут вместе с ними были дети и женщины, тут же умирали раненые. Кончились патроны. Не было пищи, не было воды. Вода текла от стен в десяти метрах, но добыть ее было нельзя. Смельчаков, ночью рискнувших ползти к берегу с котелками, сейчас же настигали пули. Пробовали рыть в казематах колодцы, на веревках бросали в реку простыни, подтянув назад, выжимали из них в котелок грязную жижу. Из-за гари, пыли и трупного смрада невозможно было дышать. Но как только немецкие автоматчики поднимались, обреченная крепость открывала огонь. Уже пал Минск. 16 июля немцы вошли в горящий Смоленск, а крепость продолжала бороться.