Рок семьи Романовых. "Мы не хотим и не можем бежать..." - Хелен Раппапорт Страница 4

Тот уютный, сердечный, созданный и тщательно оберегаемый мамá и папá мирок, в котором так счастливо жили эти дети до начала войны в 1914 году, очень отличался от мира публичного, где существовали сами Николай и Александра. К 1917 году широкие слои народа стремительно меняющейся, революционно настроенной России уже откровенно поносили некогда обожаемых «царя-батюшку» и «царицу-матушку», ставших олицетворением реакционного самодержавия. Страна устала от деспотизма замшелого царистского режима, и все громче звучали голоса несогласных, требующих свержения самодержавия и установления демократической конституционной власти.

В годы войны с 1914 по 1918 год дети Романовых впервые столкнулись с острой неприязнью, которую многие питали к их родителям. Опыт оказался горьким. Им пришлось стремительно повзрослеть – самые старшие сестры Ольга и Татьяна окончили курсы сестер милосердия, чтобы работать в госпитале, который их мать оборудовала в Царском Селе, и все они, включая Алексея, поддерживали благотворительные усилия Красного Креста, посещали раненых в госпиталях и всячески помогали фронту.

Но затем война породила революцию и хаос; в марте 1917 года метафорическая «золотая клетка», защищавшая царских детей от внешнего мира, превратилось в клетку реальную – страшную. Государственная Дума была распущена, царский Совет министров прекратил свое существование, а Николая убедили отречься от престола. Став узниками нового Временного правительства России, семья Романовых была помещена под домашний арест в Александровский дворец в Царском Селе. После шестимесячного царскосельского заключения в июле 1917 года их отправили в Тобольск, где они прожили с августа 1917 года по апрель 1918 года, после чего были перевезены в дом Особого Назначения в Екатеринбурге.

Именно здесь, в центре уральского горнорудного края, граничащего с Западной Сибирью, в последние девяносто восемь дней своей жизни Романовы наконец начали ощущать зловещие перемены в окружавшей их атмосфере. До тех пор они переносили однообразное течение своего существования в неволе с томительной скукой и спокойным смирением. Но совершившие революцию большевики знали – развязка уже близка, и это могло означать только одно: всю царскую семью ждет акт жестокого возмездия. Должно быть, Николай и Александра понимали, что рано или поздно революция свершит над ними мщение. Но неужели она не пощадит детей?

В ту эпоху убийство этих семи царственных узников, их врача и трех верных слуг, сегодня представляющееся ужасным, было быстро забыто. Расправа над ними очень скоро потонула в реках крови, пролитой в жестоких сражениях, и череде массовых убийств, которые унесли жизни одиннадцати миллионов жизней русских, погибших в результате гражданской войны и потрясений 1917–1922 годов.

Но несмотря на все это, для некоторых людей семья Романовых остается первой символической жертвой нового советского режима, системы, которая уничтожит еще миллионы людей за десятилетия сталинских репрессий. Есть еще один фактор, позволяющий этой истории постоянно будоражить общественное сознание – неотступное чувство (часто даже не вполне осознаваемое) того, что цареубийство есть убийство помазанника Божьего; что это некая грань, преступив которую, люди становятся способны на любое зло.

И все же именно убийство невинных детей ужасает нас больше всего.

Меня неодолимо потянуло к семье Романовых с самого начала, когда я ступила на улицы Екатеринбурга летом 2007 года, куда я прилетала в поисках материала для своей книги «Екатеринбург: последние дни Романовых». Стоял жаркий душный июль, и в призрачном свете белых ночей я бродила по улицам города с севера на юг и с запада на восток, рисуя в своем воображении последние дни жизни Романовых в доме Ипатьева на Вознесенском проспекте. Я поехала в Коптяковский лес, что в полутора десятках километров от Екатеринбурга, и вместе с молча скорбящими по Романовым паломниками стояла на том самом месте, где в ту далекую ночь были беспорядочно, торопливо свалены их останки и останки их приближенных. Я подошла к скромному деревянному кресту с пластиковыми цветами у подножия; он стоит на поляне неподалеку – там, где всех их, кроме Марии и Алексея, сбросили в неглубокую могилу сорок восемь часов спустя. Я стояла и пыталась осознать, почему именно эта история так захватила мое воображение. Я могла понять глубокое пронзительное чувство горя по злодейски убиенным Романовым, которое все еще хранят в своих сердцах набожные русские православные; и, как и всех других, меня с неодолимой силой затягивала в себя эта история, полная высокой драмы и трагизма. Но более всего она привлекала меня как историка и литератора. Я хотела отыскать ответы на вопросы, которые давно не давали мне покоя и на которые, как мне казалось, никто до сих пор так по-настоящему и не попытался ответить. Я хотела попробовать доискаться до правды о том, что в действительности произошло в 1917–1918 годах.

Царская семья была канонизирована Русской Православной Церковью за границей в 1981 году. А в процессе общего возрождения православия в России после падения коммунизма в 1991 году и Русская Православная Церковь Московского Патриархата в 2000 году причислила их к лику страстотерпцев. В результате почитание Романовых как мучеников достигло такого уровня, что сегодня Екатеринбург превратился в центр паломничества.

В постсоветской России за последние четверть века опубликовано множество свидетельств об обстоятельствах жизни семьи Романовых в неволе, начиная от их содержания под домашним арестом в Александровском дворце и до последних, роковых дней в Екатеринбурге. Начиная с 1990-х годов российские историки обнародовали ценнейшие документы, долго пылившиеся в советских архивах, и подробно написали и об обстоятельствах убийства Романовых, и о тех, кто его совершил. Продолжающиеся споры вокруг тестов ДНК, выделенных из найденных останков – сначала проведенных в 1990-е годы и повторенных недавно по просьбе Русской православной церкви – вновь и вновь заставляют СМИ обращаться к истории расправы над царской семьей. И всякий раз, когда это происходит, повторяются набившие оскомину теории заговоров и утверждения о том, что кому-то из Романовых удалось чудесным образом спастись. Кое-кто продолжает верить в это даже сейчас.

В июле 1918 года наступит столетняя годовщина со дня убийства семьи Романовых. Сейчас, несомненно, самое время для того, чтобы, выражаясь метафорически, закрыть наконец крышку гроба и подвести под всей этой историей черту. Меня как историка все еще мучают несколько вопросов, на которые никто еще всерьез не пытался ответить – разве что вскользь, «к слову», нередко поверхностно и фрагментарно, опираясь скорее на догадки, а не на тщательные исследования документальных свидетельств. А вопросы эти таковы:

Почему никто не смог спасти царскую семью?

Почему никто из венценосных кузенов Николая и Александры в Европе не пришел им на помощь? Почему правительства стран Антанты, вместе с которыми Россия с таким адским упорством три с половиной года вела войну, все без исключения покинули Романовых в беде? Почему Временное правительство России не сумело осуществить быструю и безопасную эвакуацию царской семьи после того, как Николай отрекся от престола? Почему Германия на мирных переговорах с большевиками в Брест-Литовске не воспользовалась своим статусом хозяйки положения, чтобы настоять на освобождении Романовых? И почему все так легко повелись на двуличную игру, в которую играл ленинский Совет народных комиссаров, скрывая истинные обстоятельства зверского убийства царской семьи?