Как украсть короля - Арина Полякова Страница 4

Через несколько дней его не стало. Тэкл Уоллис Уорфильд умер 15 ноября 1896 года, всего за четыре дня до первой годовщины их свадьбы с Элис.

В воспитании Уоллис ни в чем не притесняли. Более того, ей была предоставлена возможность взять лучшее от обеих семей – выбрать, что было наиболее близким. Уоллис создавала себя сама с самого детства – сначала характер, затем имя. Со временем у нее выработалось и ее жизненное кредо, которое она пронесет через всю жизнь:

“Таких, как я, больше нет и не будет, поэтому воспринимайте меня именно такой, какая я есть, и только на моих условиях”.

С самого детства Уоллис отличалась свободолюбием и непростым характером, что было нетипичным для скромных и сдержанных женщин конца xix – начала xx века. Она была “новым дыханием”, как для Монтекки, так и для Уорфильдов.

Девочка выбрала себе мужское, сильное и волевое имя Уоллис, которому должна была соответствовать всю жизнь. Кто знает, как сложилась бы ее судьба, если бы она оставила себе свое изначальное нежное и легкое имя Бесси. Психологи и астрологи считают, что судьба очень зависит от имени человека и от даты его рождения. Какое же будущее ждало тогда человека, носившего не свое имя и родившегося в неизвестное число?! Уоллис не любила постоянства и часто многое меняла не только в себе, но и вокруг, меняла она и собственную фамилию. Порой меняла все кардинально, за исключением своего искусственного имени, ставшего ее постоянной маской.

По натуре Уоллис была веселой, остроумной, любознательной девочкой. Однако образ, который она выбрала для себя, впоследствии оказался неожиданным не только для ее родственников, но и по большей части для нее самой. Она стала не только женщиной ради мужчин, роковой женщиной или даже женщиной-вамп, но самое главное – она стала женщиной с мужским именем и мужским характером. Вот и первое ее несоответствие – внутренний конфликт первозданной природы и личного выбора.

Маленькая Бессиуоллис много времени проводила в доме бабушки – одной из самых ярких представительниц благородного клана Уорфильдов. История этой семьи восходит к временам, когда на покорение Нового света отправлялись лишь самые достойные и титулованные люди Англии, о чем бабушка не позволяла никому забывать ни на минуту. Ее дом скорее можно было назвать дворянским имением, нежели американским домиком в привычном смысле этого слова – все было добротным, подобранным с исключительным вкусом и, как это принято называть, классическим. Это был один из немногих американских домов, куда нельзя было войти, не имея хороших манер, достойного происхождения и белых перчаток, где каждое новое поколение воспитывалось в соответствии с традициями и этикетом.

Бабушка Уоллис – Анна Эмори Уорфильд (1830–1915) – была вдовой того самого знаменитого Генри Мактира Уорфильда, речь о котором шла ранее. У них было семеро детей: Дэниел (1851–1884), Энн Эмори (май – декабрь 1853), Ричард Эмори (1855–1924), Соломон Дэвис (близкий дядя Уоллис, опекавший ее вплоть до замужества, 1859–1927), Элизабет Мактир (1865–1866), Генри Мактир-младший (1867–1947) и Тэкл Уоллис (отец Бессиуоллис, 1869–1896). Все дети воспитывались по викторианским стандартам [6]. Поэтому в поведении даже маленькой Уоллис были черты, присущие самому высшему британскому обществу. Конечно, со временем исключительность династии Уорфильдов стерлась, и манеры уже были не столь изысканными, но тем не менее воспитание все еще считалось высокого уровня. И когда наступит решающий момент, Уоллис дополнительно возьмет несколько уроков у самых влиятельных дам британской элиты 30-х годов и приобретет британский акцент вместо американского. Очень любопытен следующий факт: после того как Уоллис начнет общаться с наследником, у него появится американский стиль разговора, перенятый, скорее всего, именно у Уоллис, а она станет почти англичанкой.

На основании вышесказанного становится очевидным, что родственные связи и исторические корни обеих семей способствовали появлению у Уоллис мании величия, а отсутствие средств – умению не очень церемониться при реализации желания их иметь.

После того как два американских клана англо-французского происхождения Уорфильды и Монтекки слились в лице Бессиуоллис, между ними начали возникать конфликты, взаимные претензии и даже соперничество. Несчастная Уоллис постоянно попадала из огня да в полымя. Монтекки воспитывали ее таким образом, чтобы девочка ни в коем случае не была похожа на чопорных Уорфильдов, а те, в свою очередь, пугали ее, что если она будет плохо себя вести, то станет похожа на “этих вульгарных Монтекки”. А слово “вульгарность” в то время было равноценно ругательству. Даже само имя Бессиуоллис было двойственным: не только состоящим из двух имен – Бесси и Уоллис, – но и представлявшим собой две части разных семейств: имя Бесси было дано в честь представителей Монтекки, а Уоллис – в честь Уорфильдов. Сама же Уоллис причисляла себя, разумеется, больше к Уорфильдам, так как они были более уважаемыми, более влиятельными и более богатыми.

Несмотря на семейные разногласия, Бесси чувствовала себя прекрасно как в одной семье, так и в другой. Все ее очень любили и были ей рады, чем она пользовалась при каждой возможности и что со временем сделало ее совершенно избалованным ребенком.

После смерти мужа Элис Монтекки надеяться было не на кого, и она фактически осталась одна с маленьким ребенком на руках. Монтекки мало чем могли ей помочь, и сердобольные Уорфильды, несмотря на весь свой цинизм и меркантильность, в конце концов не смогли остаться в стороне и приютили ее у себя.

Первые годы жизни Бессиуоллис провела у своей бабушки Анны Эмори Уорфильд в доме на Престон-стрит, 34, в Балтиморе, где у нее даже была няня-ирландка. Спустя много лет Уоллис написала в своих мемуарах, что из всех местожительств этот дом ей нравился больше всего – “старый, но очень дорогой дом бабушки Эмори на Престон-стрит”. Показательно, что Уоллис помнила не то, насколько этот дом был для нее теплым или гостеприимным, но каким он был роскошным. Человеческий фактор для нее никогда не играл особой роли – куда более важным для Уоллис, даже в детстве, было социальное положение и финансовое состояние.

Это было большое четырехэтажное здание из темно-красного кирпича, столь типичного для Балтимора, с кухней в полуподвальном помещении и изысканными белыми мраморными ступенями при входе. Уоллис считала, что этот дом, где она провела много счастливых дней, был первым ее сознательным воспоминанием детства. Помимо Бессиуоллис и Элис в доме жил один из сыновей бабушки Уорфильд, Соломон Дэвис Уорфильд, или дядя Сол, как его называла Уоллис. Он был холостяком и, не имея семьи, счел своим долгом возглавить эту небольшую семью, состоявшую из женщин, – все-таки он был единственным мужчиной в доме. Ему было чуть больше тридцати лет, но он уже был преуспевающим банкиром и бизнесменом, имел солидное количество акций различных компаний.