Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать - Джеймс Дуглас Страница 4

«Одним из ужасных фактов нашего века, – писал Мертон в 1965 г., – является то, что этот [мир] действительно страдает на всех уровнях бытия от присутствия неизъяснимого». Война во Вьетнаме, активная подготовка к мировой войне, взаимосвязанные убийства Джона Кеннеди, Малкольма Икса, Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди – все это было определенными знаками присутствия неизъяснимого. Оно и по сей день остается в глубинах нашего мира. Как предупреждал Мертон, «тот, кто сегодня жаждет согласия с миром, должен всеми силами избегать согласия с ним, как с центром неизъяснимого. Это то, что мало кто хочет замечать» {4}.

Когда мы делаемся более человечными в том смысле, как это понимал Мертон, сострадание заставляет нас выступать против неизъяснимого. Мертон указывал на своего рода системное зло, которое не поддается словесному описанию. Для Мертона неизъяснимое было, в основе своей, пустотой: «Это пустота, которая отрицает все, что произносится, еще до того, как слова будут сказаны; пустота, которая проникает в язык общественных и официальных деклараций в тот самый момент, когда они объявляются, придавая их звучанию мертвую пустоту бездны. Это пустота, в которой Эйхман [2] черпал истовую строгость своего смирения…» {5}. В нашей истории холодной войны неизъяснимое представляло собой пустоту в секретной доктрине «правдоподобного отрицания», утвержденной 18 июня 1948 г. директивой Совета национальной безопасности NSC 10/2 {6}. ЦРУ под руководством Аллена Даллеса восприняло «правдоподобное отрицание» как зеленый свет для убийств руководителей государств, свержения правительств и лжи во избежание малейшей ответственности – все ради продвижения американских интересов и поддержания нашего ядерного доминирования над Советским Союзом и другими государствами {7}.

Я долго не мог разглядеть Неизъяснимое в убийстве Джона Кеннеди. На протяжении 30 лет со дня покушения я не видел связи между его убийством и теологией мира, которую я изучал. Хотя я с большим уважением относился к объяснению природы неизъяснимого, данному Мертоном, я не исследовал его последствий для полицейского государства, чьи принципы ядерной политики я отвергал. Я ничего не знал о «правдоподобном отрицании», неизъяснимом отсутствии ответственности в нашем полицейском государстве. Отсутствие ответственности у ЦРУ и прочих наших спецслужб, считавшееся необходимым условием для совершения тайных преступлений в целях защиты нашего ядерного лидерства, сделало возможным и убийство Джона Кеннеди, и его засекречивание. В то время как я писал и участвовал в мероприятиях, борясь с распространением ядерного оружия, которое могло уничтожить миллионы, от меня ускользал тот факт, что его существование, как основы безопасности нашего государства, является и причиной убийства президента, решившего встать на путь разоружения.

Проглядев глубокие изменения в жизни Кеннеди и силы, стоящие за его смертью, я тем самым содействовал созданию в стране атмосферы отрицания. Наше коллективное отрицание очевидного, а именно подготовки Освальда и его демонстративного устранения руками Руби, сделало возможным создание прикрытия для убийства в Далласе. Хорошее прикрытие стало необходимым условием и для последующих убийств Малкольма Икса, Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди теми же самыми силами, действовавшими в нашем правительстве – и в нас самих. Надежда на перемены в мире была взята на мушку и убита четырежды. Прикрытие всех четырех убийств, каждое из которых вело к следующему, было основано, в первую очередь, на отрицании и не правительством, а нами самими. Неизъяснимое рядом.

Убийство Мартина Лютера Кинга заставило меня очнуться. Когда убили Кинга, я уже был 30-летним профессором теологии в Гавайском университете. Я вел семинар под названием «Теология мира», в котором участвовали с десяток студентов. В тот день, когда убили доктора Кинга, несколько студентов опоздали на первое семинарское занятие. Войдя, они объявили, что в ответ на убийство Кинга, отдавшего свою жизнь за мир и справедливость, они провели в кампусе импровизированный митинг. При этом они сожгли свои повестки в армию, за что им могло грозить несколько лет тюрьмы. Они также заявили, что начинают формировать Гавайское сопротивление и спросили, не хочу ли я присоединиться к их группе. Это было дружественное приглашение, но со скрытым смыслом: «Займись делом или не говори ни слова, мистер профессор – сторонник ненасилия». Месяц спустя мы устроили сидячий пикет перед колонной грузовиков, везущих членов гавайской нацгвардии в Военный учебный центр в джунглях Оаху перед отправкой в джунгли Вьетнама. Я провел две недели в тюрьме, что положило конец моей академической карьере. Члены Гавайского сопротивления отсидели от шести месяцев до двух лет в тюрьме за уклонение от мобилизации, а часть из них оказалась в изгнании в Швеции или Канаде.

Через 31 год я узнал намного больше об убийстве Кинга. Я присутствовал на единственном судебном заседании, когда-либо проводившемся по этому делу. Заседание проходило в Мемфисе, в нескольких кварталах от мотеля Lorraine, где был убит Кинг. За шесть недель в рамках судебного процесса по факту насильственной смерти, инициированного семьей Кинга, было опрошено 70 свидетелей. Из их рассказов складывалось описание тщательно продуманного правительственного заговора, в котором участвовали ФБР, ЦРУ, мемфисская полиция, представители мафии, группа снайперов армейского спецназа. Двенадцать присяжных заседателей, шесть черных и шесть белых, вернулись после двух с половиной часов обсуждения с вердиктом, что Кинг был убит в результате заговора, в котором участвовали в том числе и правительственные спецслужбы {8}.