Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон Страница 40

В то время, когда Чарлза Клаута вывозили с Соммы с пулей, застрявшей в раздробленной челюсти, Альмина упорно использовала все свои связи, чтобы добиться пропуска во Францию для отца молодого человека, находившегося у нее на излечении в феврале. Монти Сквайр месяц пробыл в «№ 48» – под таким названием приобрел известность госпиталь на Брейнстон-сквер и полностью выздоровел в результате отличного лечения. Альмина, как обычно, связалась и подружилась с семьей Монти; после выписки сына его родители прислали ей благодарственное письмо. Как только молодой человек встал на ноги, его отправили во Францию на битву на Сомме. Через некоторое время в августе мистер и миссис Сквайр получили тревожное известие: Монти ранен и лежит в полевом госпитале во Франции. Это было верным признаком неизбежной смерти.

Родители вновь написали Альмине, на этот раз с просьбой сделать все, что в ее силах, чтобы помочь им получить разрешение военных властей на поездку к смертному одру своего сына. И вновь связи Альмины и ее отзывчивость принесли результаты. Мистер Сквайр получил пропуск для срочного выезда в полевой госпиталь, где умирал его сын. Последние четыре дня Монти был без сознания, все это время отец сидел у его постели, разговаривая и читая ему. Эллис, мать Монти, потом сообщила Альмине: ее утешило, что Монти умер не в одиночестве. «Мне надо сохранять силы и для моего мужа, и для моего сына», – писала она.

Племянник Уинифрид Бургклир, Ричард Мейтлэнд, чей брат уже погиб, также служил на Сомме. Его отправили в Саутгемптон с тяжелым ранением ноги, а оттуда – на Брейнстон-сквер. Молодой человек провел там пять месяцев и пережил войну, но даже после череды операций ходил прихрамывая из-за негнущегося колена.

Ни одну семью не обошла смерть, и Карнарвоны, хотя постепенно и теряли остроту восприимчивости из-за бесконечных потерь, были потрясены, услышав в ноябре, что их двоюродный брат Брон Герберт погиб в бою. Обри Герберт был особенно близок с Броном, вступившим в Королевские военно-воздушные силы. Он потерял ногу в Англо-бурской войне, а затем, последовав семейной традиции, стал политиком и служил в правительстве Асквита в качестве заместителя министра по делам колоний, в той самой должности, которую занимал его дядя, четвертый лорд Карнарвон. Подтверждение о его смерти пришло в декабре. Обри писал своей кузине, сестре Брона: «О, дорогая моя, я не в состоянии писать, я слишком расстроен. Я так любил его». В письме своей жене Мэри Обри признался: «Брон – больше, чем я могу вынести на этот раз, и из-за него, и из-за себя».

Мэри беспокоилась, что из-за этой новости Обри может потерять самообладание и совершит какую-нибудь глупость. Его нервы были истрепаны ужасами, испытанными в Галлиполийской кампании, и всего, что он видел вокруг. Обри больше не выносил чтения «Таймс» с новостями о смерти друзей и заявлял, что «военное решение» провалилось и не может более продолжаться. Несмотря ни на что, эта точка зрения не пользовалась популярностью, и на Обри поглядывали как на чокнутого и неосмотрительного человека.

Тем не менее Обри по-прежнему выполнял обязанности члена парламента и подходил к этому занятию чрезвычайно серьезно. У него была хорошая позиция для подкрепления своего мнения, что новому правительству не следует доверять. В декабре мистера Асквита, которого все больше обвиняли в отходе от стратегии и топтании на месте, вынудили подать в отставку. Дэвид Ллойд Джордж, назначенный военным министром после смерти лорда Китченера, стал либеральным премьер-министром коалиционного правительства, в котором преобладали консерваторы.

Это был не удачный момент для занятия высокого поста. Общественность вела себя неспокойно, генералы были откровенно обескуражены, а война являла собой истинную катастрофу. В довершение ко всему пасхальное восстание в Дублине возродило ирландскую проблему, представлявшую собой повторяющийся кошмар для каждого премьер-министра Великобритании уже более пятидесяти лет. Но все затмевало невообразимое количество потерь. Когда в ноябре 1916 года битва на Сомме наконец стихла, четыреста пятнадцать тысяч солдат из армии Великобритании и доминионов были либо убиты, либо ранены, либо пропали без вести. Общее число потерь среди всех участвовавших сторон составило полтора миллиона человек. Безусловно, в конечном итоге Ллойд Джордж будет ассоциироваться с победой, считаться одним из величайших политиков двадцатого века, но пока он унаследовал чашу с отравленным напитком.

Всю осень 1916 года лорд Карнарвон проболел, и Альмина попросила его приехать в Лондон и остаться на Беркли-сквер, чтобы она могла присматривать за состоянием мужа. Лорда раздражало новое правительство, особенно его сельскохозяйственная политика по реквизиции земель, и он написал Уинифрид, что волнуется о своем сыне Порчи, внезапно показавшемся ему слишком юным для службы в армии. В День рождественских подарков [47]1916 года лорду и леди Карнарвон пришлось проститься с Порчи, отплывавшим со своим полком на войну. Большим утешением для них было то, что он направлялся не во Францию или на Балканы, а, по крайней мере теперь, в захолустную Индию.

Прибывшему в Бомбей лорду Порчестеру было всего восемнадцать лет, и он представлял собой буйного юношу с большим самомнением, наслаждавшегося первыми любовными романами между учениями для поступления в кавалерию. Отношение Порчи к жизни – истинное воплощение неспособности молодого человека осознать, что он может умереть или столкнуться с чем-то плохим. Он всегда вспоминал ужасное ощущение при просмотре списков погибших в поисках имен одноклассников, однако вполне справлялся с меланхолией и безнадежностью в отличие от своего дяди Обри.

Порчи прибыл в казармы Гиллеспи для вступления в 7-й гусарский полк полный радужных ожиданий, что жизнь будет по-прежнему прекрасной. Как он писал в своих мемуарах: «Меняющийся метод ведения войны на Западном фронте еще не просочился в Индию. Индийская армия обучается и муштруется по методе, не изменившейся за последние двести лет: упражнения в фехтовании, битва верхом с копьями, стрельба из револьвера и поло для практики в искусстве верховой езды».

Все тонкости тщательно соблюдались. Армейский англо-индийский образ жизни был совершенно лишен аскетизма, бытовавшего на родине. Экипировка менялась четыре раза в день, и парадную форму надевали на ужин, подававшийся на наилучшей серебряной посуде целой свитой челяди, устыдившей бы замок Хайклир.

Порчи наслаждался, но и мучился вместе со всем полком, поскольку, невзирая на ужасные новости из Франции и с Восточного фронта, никто не обращался к их помощи.

Порчи пришлось выносить эту роскошь спокойствия до конца осени, хотя повсюду царил хаос. Немцы активизировали военно-морской флот, решив, что господство на море подорвет поддержку войны, оказываемую обществом в Великобритании. С февраля 1917 года практиковалась тактика «топи все, что увидишь», и гражданские суда все чаще попадали под прицел. В Атлантике шли на дно и суда США, ибо Германия, подобно карточному игроку, рассчитывала, что дух англичан будет сломлен раньше, чем испытание на прочность нейтралитета США зайдет слишком далеко. Немецкое верховное командование ошиблось в своих расчетах, и 6 апреля 1917 года США объявили войну Центральным державам [48]. В конечном итоге это сыграло решающую роль, но первоначально вмешательство американцев не могло изменить тот факт, что Германия выигрывала войну.