Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - Стефан Кларк Страница 40

II

Если франкофилы вроде Берти надеялись на скорое возвращение к привычной жизни в Париже, то их ожидало сильное разочарование. Еще до того как пруссаки вывели все свои войска из Франции, в стране были проведены парламентские выборы, и подавляющее большинство населения проголосовало за депутатов-роялистов. Это было типично французское противоречие – новую, Третью республику возглавили те, кто хотел вернуть на трон короля.

Президентом был избран Адольф Тьер, семидесятитрехлетний государственный деятель, женатый на старшей дочери своей любовницы, что позволило ему влиться в богатую банкирскую семью и обзавестись роскошным парижским особняком. Тьер служил министром внутренних дел при короле Луи-Филиппе, так что нынешнее вхождение во власть стало для него «возвращением в будущее», и парижане, считавшие, что они, пережив осаду, защитили свои республиканские завоевания, отказались принять этот политический выбор, презрительно называя новое правительство «сельским парламентом».

Депутаты Национального собрания намек поняли и переехали в Версаль, что лишь накалило обстановку – это что же, парламент республиканский, а заседает в логове королевской власти? Парижские пролетарии знали (а если кто не знал, тому напомнили левые радикалы), что предыдущие три революции – 1789, 1830 и 1848 годов – закончились империей или монархией, и на этот раз не собирались повторять прошлых ошибок. В марте 1871 года город избрал Коммунальный совет [222] и перешел на самоуправление. Началась La Commune [223].

К сожалению, город по-прежнему оставался во вражеском кольце. Пруссаки, выступавшие против идеи Французской республики, немедленно освободили 60 000 пленных и передали их вместе с артиллерией президенту Тьеру. Совершенно неожиданно у роялистов появилась большая, хорошо вооруженная армия.

Военные действия между правительством Франции и жителями столицы начались 17 марта 1871 года, когда Тьер послал отряд солдат, чтобы забрать парижские пушки с холма Монмартр. Миссия провалилась главным образом потому, что военные устроили братание с парижанами, которые возражали против захвата пушек на том основании, что это из их налогов было оплачено производство орудий во время прусской осады, и непонятно, с какой стати они должны отдавать свое добро. Генералы, возглавившие миссию, были взяты в плен и расстреляны. Это стало фактически объявлением гражданской войны.

В течение следующих двух месяцев продолжалась вторая осада Парижа, и правительственные войска вместе с Communards [224] снова пережили все ужасы прошлой зимы. Правда, на этот раз около половины населения покинуло город, предоставив пролетариату самому разбираться с обороной.

Состоятельные жители Больших бульваров не собирались участвовать в популистском восстании. Чиновники бежали, решив, что лучше держаться людей из Версаля, которые хотя бы выплачивают зарплату. Покинули город и другие представители среднего класса – юристы, учителя, хозяева мелких предприятий. Париж остался во власти рабочих, мелких лавочников, политиков левого толка и антироялистов обоего пола, которые еще недавно с оружием в руках защищали город от пруссаков. Они начали выковыривать булыжники из мостовых наполеоновских бульваров и возводить уличные баррикады. На фотографиях того времени мужчины и женщины позируют рядом с пушками, что выстроились вдоль улиц, по которым сегодня прогуливаются парижане, совершая излюбленный шопинг. Бросаются в глаза чистенькая униформа коммунаров и аккуратно сложенные груды булыжников. Но эта благостная картинка сохранится ненадолго.

Парижане, бежавшие из города во время Коммуны, вероятно, поступили мудро, поскольку все указывало на то, что безумие классовой паранойи распространялось стремительно – всех подозреваемых в антикоммунаровских настроениях революционный суд приговаривал к смертной казни. Художник Огюст Ренуар, известный своими портретами пухлых дамочек и солнечными пейзажами, едва не стал жертвой этой карательной юстиции. Он поначалу покинул Париж, но вернулся в мае 1871 года; и вот, когда художник безмятежно зарисовывал прибрежный пейзаж, его арестовали солдаты Commune, заподозрив в том, что он составляет карту местности для врага. Ренуар чудом избежал расстрела – вовремя вмешался другой коммунар, которому импрессионист спас жизнь, отдав свой рабочий халат и кисть, чтобы тот мог притвориться безобидным художником, когда за ним гнались солдаты Тьера.

Впрочем, коммунары занимались не только выявлением предателей и их казнями. Понимая, что долго не продержатся у власти, члены революционного Совета быстро откликнулись на требования времени и проголосовали за насущные реформы, такие как равная оплата труда для женщин, бесплатное светское образование для всех, абсолютно свободная пресса.

Одна из новых газет называлась Le Vengeur («Мститель»), и этот дух возмездия выражался не только в словах, но и в делах. Кто-то скажет, что политические демонстрации в сегодняшнем Париже выходят из-под контроля, но весной 1871 года коммунары атаковали и сожгли Министерство финансов, часть Пале-Рояль, мэрию, где хранился весь городской архив, в том числе свидетельства о рождении, и императорскую библиотеку в Лувре (сам Лувр был спасен от гибели одним из коммунаров – любителем искусства).

Не обошлось и без личной мести. Был разрушен дом друга Евгении, писателя Проспера Мериме, так же как и hôtel particulier (городской особняк) Адольфа Тьера [225]. Помещения жокей-клуба возле Оперы были разгромлены в знак протеста против праздных богачей, которые, как мы видели в предыдущей главе, на протяжении последних двадцати лет вели себя как настоящие хозяева города.

Но худшим проявлением классовой мести, задевшим Берти даже больнее, чем разрушение замка Сен-Клу, стало сожжение Тюильри – дворца, где Наполеон и Евгения устраивали роскошные приемы и где Берти впервые столкнулся с красотой и свободными нравами женской части парижского общества. В течение двух дней коммунары набивали дворец взрывчаткой, канистрами с маслом, дегтем и скипидаром. Они прошлись по всему дворцу, заливая полы, мебель и шторы горючими веществами, и 23 мая чудовищный костер был зажжен. Дворец взорвался, взметнув в воздух огромные листы кровли; зарево полыхало три дня, оставив после себя лишь груды почерневшего камня, расплавленной бронзы и осколков мраморных статуй. Место фривольных сборищ Второй империи Наполеона III обратилось в развалины.