Лосев - Аза Тахо-Годи Страница 40

Для Лосевых «все уже и уже путь», «не уйти от монастыря», говорят оба (22/III—1926); «умирает во мне тело», – пишет Валентина Михайловна (6/XI—1927). Ей нет еще тридцати.

Но что значат все болезни, все томление духа и тела, все страдания «перед тем светом и радостью, которые идут оттого, что в Православии мы находимся и что вместе» (10/V—1928).

Они оба, Алексей Федорович и Валентина Михайловна, вместе дали монашеские обеты, приняв имена Андроника и Афанасии при совершении тайного пострига архимандритом о. Давидом 3 июня 1929 года. Что же касается монастыря, то явные монастыри были закрыты и разогнаны, а потаенный монастырь – жизнь Алексея Федоровича и Валентины Михайловны в миру.

Катастрофа, которую предчувствовала Валентина Михайловна, совершилась. Она была неминуема после выхода «Диалектики мифа», книги запрещенной, разгромленной, уничтоженной, [153] после попыток сделать контрабандные вставки из «Дополнений» к «Диалектике мифа». 18 апреля 1930 года, в Страстную пятницу, а точнее в 1 час ночи с пятницы на субботу Алексея Федоровича арестовали. Предъявили ордер на арест № 3693, задержали гр. Лосева А. Ф. в присутствии дворника Т. Ф. Пискунова, составили опись реквизируемых вещей, запечатали комнату и шкафы печатью № 23. Гр-ка Лосева-Соколова В. М. приняла комнату и три шкафа на хранение, жалоб на неправильности при обыске и исчезновение предметов не было.

Увели Лосева. Унесли лосевские книги: «Диалектику художественной формы», «Критику платонизма у Аристотеля». Зачем они понадобились?

Унесли рукописи о Вагнере, Скрябине, Н. Кузанском («Исторический контекст трактатов Н. Кузанского»), о понятии ритма в немецкой эстетике, раннее сочинение о методах и учении Вюрцбургской школы (философско-психологического характера). Забрали черновики и варианты разных книг. Кому нужны были эти рукописи и черновики работ? Особенно понятие ритма и Вюрцбургская школа. Видимо, под школой поняли какую-то тайную организацию. Разорили кабинет философа. [154]

Путь испытаний, которые так призывала Валентина Михайловна – «хочется, чтоб уж скорее», – начался в тот самый вечер, после службы, когда дал свое благословение о. Давид. Он перекрестил А. Ф. и сказал: «Да сохранит Вас Христос, да даст Вам благодать хранить истину. Прощаю, разрешаю всех здесь присутствующих и молящихся. Простите». Это было последнее свидание о. Давида и его духовного сына. Старец был тяжело болен и ожидал смертного часа. Казалось, что вот-вот и он отойдет. «Самый великий подвижник в России» – так назовет его А. Ф. Лосев (письмо к М. В. Юдиной 17/II—1934). Этот великий подвижник, прощаясь, напутствовал А. Ф.: «Всякое страдание принимай как дар любезного Отца. Кто страдает по вине, тот озлобляется. А кто страдает безвинно, тот радуется. Иди с миром» (там же).

И А. Ф. пошел с благословением афонского старца в свой арестантский путь. Валентина Михайловна осталась одна. За все время совместной жизни супруги не расставались. Теперь им, как христианам V века, супругам святым Андронику и Афанасии, надо было пожить врозь. У тех далеких мучеников тоже была потеря (умерли внезапно любимые дети), после которой они приняли постриг и жили каждый в своем монастыре 12 лет. Потом случайно встретились и в тихости прожили вместе оставшуюся им жизнь, плотски чуждые друг другу.

Великой радостью было для Валентины Михайловны получить поздравление со Светлым Христовым Воскресением от ближайшего друга Лосевых о. Александра Воронкова, чья судьба тоже вскоре завершилась арестом. [155] Получила она и письмо от давнего друга Г. В. Постникова, [156] с которым были последние два года расхождения. Теперь и это преодолено письмом. Несчастный, его судьбой тоже был и арест, и гибель. Валентина Михайловна трогательно ответила на письмо друга. Она чувствует себя без А. Ф. как «тело без души», как «былинка неприкаянная», ей и радостно (страдание за веру пришло), и скорбно. Помнит, однако, что «не по силам не дается». И хотя кончилась для нее блаженная жизнь, Господь зовет к скорбям, но утешает чувство причастности к страданиям А. Ф. С Богом никогда не страшно. Просит, молится за А. Ф. и себя, сокрушаясь и взывая: «Преподобные отче Андрониче и мати Афанасия».

28 апреля пошла в ГПУ, затем второй раз 12 мая, затем третий 18-го. Уже и месяц прошел незаметно. Показали издалека карточку А. Ф. [157] – значит, жив. Уходил, думает она, беззащитный и беспомощный. Но о. Давид причастил его Святых Тайн, осенил крестом, благословил. Значит, он имеет высоких заступников. Чего боится Валентина Михайловна, так это умереть раньше А. Ф. и не увидеть его. Молится уже не об освобождении (такое немыслимо), а о поддержке сил и души. Матушка Степанида благословила читать псалмы 26-й и 29-й. Великие слова: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся». «Потерпи Господа, мужайся и да крепится сердце твое, и потерпи Господа». Да, надо терпеть то, что Господь посылает. Господь терпит всех нас, грешников, так и ты потерпи Господа. Боже, какие слова! Читает псалом 49-й: «И призови Мя в день скорби своея, и изму тя, и прославиши Мя». День скорби настал. К кому же обратиться, как не к Господу, к Пресвятой Троице. Душа успокаивается при чтении канона и акафиста Пресвятой Троице. Да, понимает Валентина Михайловна теперь матерей христианок, отдававших детей на муки. Своими силами не выдержать. Не свои силы, а Божий. Вот почему трудно, но по силам.

Наступает 25 мая, день святого Гермогена, патриарха Московского и всея Руси чудотворца. Уже больше месяца прошло со дня ареста. Жизнь идет, работа продолжается. Приходится ходить в Астрономический институт – там она уже научный сотрудник, аспирантура кончена. Хорошо, что в мае как-то совсем тихо в институте, а в воскресенье нет никого. Пришла в пустоту. На вечерней службе слушала канон священномученику, и сейчас вспоминаются стихиры святому Гермогену, умершему в темнице, в заточении:

«Что ми есть заточение».

А работать все-таки надо. Начала Валентина Михайловна читать лекции в Горной академии, хотя, как пишет сама, «душонка болтается». Посоветоваться тоже не с кем. Одна раздумывает о своей и общей с Алексеем Федоровичем судьбе «по ночам». Хотя «бывает жутко», но старается в молитве найти покой. Твоя да будет воля. «Спасибо Богу за все». И опять ночью вспоминает песнопение церковное о скорбях и заточении. «Не бойтесь убивающих тело, душу же не могущих убить».