Корнилов - Владимир Федюк Страница 40

Свобода взметнулась неистово, И в розово-смрадном огне Тогда над страною калифствовал Керенский на белом коне.

О Керенском написано много, однако и в воспоминаниях современников, и в работах позднейших историков он предстает в карикатурном виде и не иначе как в женском платье. Лишь сравнительно недавно на смену этому пришли более взвешенные оценки и не случайно в названиях книг и статей, посвященных Керенскому, как правило, фигурируют слова «феномен» и «загадка».

Действительно, взлет Керенского иначе как феноменальным не назовешь. В 36 лет, возраст для политика младенческий, он стал главой правительства огромной страны, почти диктатором. Журнал «Республика», первый номер которого, опубликованный в сентябре 1917 года, был целиком посвящен Керенскому, вышел с эпиграфом: «Его, как первую любовь, России сердце не забудет». Но загадка и состоит в том, что спустя считаные месяцы Россия вспоминала свою первую любовь с ненавистью или, в лучшем случае, с презрением. В данном случае говорить можно именно о России, ибо чувства эти объединяли и белых, и красных.

Что касается биографии Керенского, то ныне она известна неплохо, поэтому имеет смысл ограничиться основными фактами. Родился будущий глава Временного правительства в Симбирске 22 апреля 1881 года. Дата и место рождения Керенского неизбежно заставляют вспомнить другого знаменитого уроженца Симбирска. Но с Владимиром Ульяновым Керенский знаком не был — слишком велика была разница в возрасте. «Знаю только, — говорил Керенский в старости, — что он очень нравился девчонкам, хотя был и невысокого роста, но красивый. Две соплячки — мои сверстницы — были влюблены в него». Керенский и Ленин не встречались никогда, даже в 1917 году, разве что могли видеть друг друга издали.

Отец Керенского был директором Симбирской гимназии, а в 1889 году был повышен в должности и назначен главным инспектором училищ Туркестанского края. Здесь, в Ташкенте, прошла юность Керенского. Родители откровенно баловали старшего сына (в семье было еще три дочери и младший сын Федор), предрекая ему великое будущее, вплоть до того, что его школьные дневники сохранялись «для истории». Александр отвечал им нежной любовью. Опубликованные ныне его письма к родителям способны вызвать самые трогательные чувства.

Гимназию Керенский закончил с медалью и уехал в столицу, где поступил в Петербургский университет. Сначала он остановил свой выбор на истории, но, видимо, прагматические соображения взяли верх, и заканчивал он курс уже по юридическому факультету. Свою профессиональную карьеру помощник присяжного поверенного Керенский начал как раз в канун первой российской революции.

В полицейских досье фамилия Керенского впервые появляется в январе 1905 года как одного из подписавших заявление протеста против ареста ряда представителей радикальной столичной интеллигенции. В декабре того же года при обыске у Керенского были обнаружены эсеровские прокламации, запрещенная множительная техника и заряженный револьвер. Керенский был арестован, три месяца провел под стражей, но за недостатком улик выпущен на свободу. Впрочем, и позднее он оставался под негласным надзором полиции, фигурируя в отчетах филеров под кличкой «Скорый».

Арест в немалой мере определил характер дальнейших занятий Керенского. Как адвокат он выступал прежде всего на политических процессах. Самым известным из них был процесс армянской партии «Дашнакцутюн» и дело туркестанской организации социалистов-революционеров. В 1912 году, когда по стране прогремело известие о расстреле рабочих на Ленских золотых приисках, Керенский сам поехал на место событий, где провел собственное расследование. Итогом этого стала брошюра «Правда о Лене», немедленно конфискованная полицией и тем прибавившая популярности ее автору.

Растущая известность позволила Керенскому попробовать себя в политике. В том же 1912 году он был избран депутатом IV Думы от города Вольска Саратовской губернии. Для того чтобы иметь возможность баллотироваться, ему пришлось купить там дом за 200 рублей и превратиться таким образом в Вольского домовладельца. В Думе Керенский возглавил фракцию трудовиков и быстро стал одним из самых популярных ораторов. Но пик его карьеры приходится все-таки на 1917 год. В первом составе Временного правительства он министр юстиции, с мая — военный министр, с июля — министр-председатель.

Какие же качества позволили Керенскому пробиться на вершину власти? Поначалу лидеры крупнейших фракций Думы относились к Керенскому с оттенком снисхождения, как и к возглавляемой им трудовой группе. Но то, за кем пойдут бессловесные трудовики, нередко определяло итоги голосования, и думские вожди сами не заметили, как оказались в зависимости от Керенского. С началом мировой войны его имя фигурирует во всех политических комбинациях, обсуждавшихся в парламентских кулуарах. Поэтому появление его в первом составе Временного правительства не выглядело случайным, хотя занятый им пост министра юстиции и не относился к числу наиболее значимых. Но революция кардинально изменила прежние правила игры, и Керенский быстрее других сумел приспособиться к этому.

В весенние месяцы 1917 года самым востребованным умением в России стало умение выступать на митингах. Керенский владел им в совершенстве, и чем многочисленнее была аудитория, тем легче он подчинял ее своим эмоциям. Английский дипломат-разведчик Р. Локкарт, человек далеко не восторженный, называл Керенского одним из величайших ораторов в истории. Однако странно: опубликованные речи Керенского абсолютно не производят впечатления. В них нет ни убеждающей логики, ни эффектных риторических приемов. Американская журналистка Рета Чайлд Дорр так описывала выступления Керенского: «Он слишком взвинчен на трибуне, дергается, бросается из стороны в сторону, делает шаги назад и вперед, теребит свой подбородок… Все его жесты импульсивны и нервозны, голос довольно пронзителен». Начиная речь спокойно и даже тихо, он к концу уже не говорил, а что-то отрывочно выкрикивал.

Сенатор С.В. Завадский, знавший Керенского по министерству юстиции, полагал, что его ораторские способности более воздействовали не на ум и даже не на чувства, а на нервы слушателей. Выступая, он заводил не только аудиторию, но и самого себя. Не удивительно, что всплески нервной энергии чередовались у Керенского с неизбежными срывами, очень напоминавшими наркотическую абстиненцию. Ходили слухи, что он и впрямь нюхает то ли эфир, то ли кокаин, что, конечно, было неправдой.

Как талантливый артист, Керенский умел и любил нравиться, причем эта любовь подчас принимала характер болезненной страсти. Позже он рассказывал о том, что как-то на фронте его «целовала целая дивизия». После речи военного министра наэлектризованная толпа смяла охрану, чтобы лично прикоснуться к кумиру. По словам Керенского, «это было черт знает что, я был в полной уверенности, что через полчаса окажусь трупом». Однако уже в том, что он много лет спустя любил повторять эту историю, чувствовалось, как ему приятно об этом вспоминать. Это было заложено в характере, Керенскому сложно было сделать что-то с собой. Буквально за несколько дней до большевистского переворота он с гордостью сообщил своим коллегам по кабинету министров: «Знаете, что я сейчас сделал? Я подписал 300 своих портретов». Как артисту ему льстила популярность, как политик он принимал ее за искреннюю поддержку и просчитался в этом.