Записки прадеда - Михаил Волконский Страница 41

— Вы входите в клетку со львом? У вас, говорят, есть очень красивый медальон. Может быть, вы продадите его за хорошие деньги?

Шарлотта вдруг вспыхнула вся и, сделав инстинктивное движение и раскрыв этим платок, взялась за медальон. Он висел у нее на шее. Взялась она за него, точно желая убедиться, тут ли, — непритворный испуг овладел ей, и она слегка отстранилась, точно оробев, что у нее отнимут сейчас ее собственность.

— Не беспокойтесь, мое дитя, мы не сделаем вам зла, — тихо опять сказал Гирли и наклонился, чтобы разглядеть медальон.

Орленев так и впился в него взором. Он видел, что старик заинтересовался сразу медальоном.

«Неужели я напал на след?» — радостно подумал Сергей Александрович.

Шарлотта не изменила своего положения, и выражение испуга, несмотря на обращенные к ней ласковые слова, не сошло с ее лица.

— А можно посмотреть, что там внутри? — продолжал спрашивать Гирли.

Глаза его загорелись, и все лицо стало светлее. Было очень похоже на то, что медальон был именно такой, какого искали они.

Шарлотта вдруг, опустив голову, отвернулась и закрыла платок. Она не только не ответила на вопрос Гирли, но старалась всем показать, что и не желает отвечать и хочет лишь одного, чтобы оставили ее в покое.

— Отчего же вы не отвечаете? Ведь вы понимаете же по-французски, мы видим это! — спросил в свою очередь Орленев.

— Погодите, погодите! Хотите, я вам скажу, что написано внутри этого медальона? — живо остановил его Гирли и обратился снова к Шарлотте.

Девушка вдруг вскочила с своего места и выпрямилась. Неподдельный ужас выражало теперь все ее маленькое и худенькое существо.

Она молчала, но глаза говорили за нее. Она так смотрела теперь на Гирли, как, вероятно, входя в клетку к зверю, смотрела на льва.

Но Гирли не испугался этого ее взгляда.

— Вот что там написано, — твердо и уверенно проговорил он, — «Преодолевай препятствия, сила твоя увеличится. Очисти себя от страстей и ошибок, чтобы найти тайну истины, и ключ ее будет дан тебе. Лучи божественного света явятся тебе из тайного святилища, чтобы рассеять мрак твоего будущего и показать тебе путь к счастью. Никогда, что бы ни случилось в твоей жизни, не оставляй святой надежды, и ты найдешь плоды своей веры». Так ли я говорю, мое дитя?

Шарлотта, как была, снова опустилась на скамейку, положила обе руки с локтями на стол и спрятала в них голову. Лица ее не было видно, но по тому, что все ее тело заколыхалось порывисто, ясно было, что она плакала.

Орленев почти торжествовал. Он был уже почти уверен, судя по поведению Гирли, что они нашли в этой Шарлотте Маргариту, однако ее слезы не трогали его, потому что он знал, что теперь ее жизнь будет в тысячу раз лучше, чем была до сих пор, и что, если бы она знала это, она не плакала бы, а радовалась.

Но все-таки слезы ее трудно было объяснить. Она плакала не потому, что якобы считала, что ее обидели чужие, неизвестно откуда взявшиеся люди, приставшие к ней со своими разговорами; нет, видимо было, что весь ее ужас и все горе заключалось именно в том, что Гирли сказал ей, что было написано у нее в медальоне.

Старик угадал, это было видно по этой девушке. Но, если он угадал, значит, медальон был известен ему, то есть он был тот, который они искали.

Но отчего же плакала эта девушка?

Объяснение этому явилось сейчас же.

Когда Шарлотта, или та, которую называли так в балагане, заплакала, в дверях, у которых она была, показалась фигура заспанного человека, выползшего на солнце.

Орленев не столько по лицу, сколько по манере сразу узнал в нем нагримированного негра в зеленой чалме, который вертелся у клетки и дразнил льва во время представления. Теперь он был с чистым, не вымазанным сажей лицом, и на нем была обыкновенная серая немецкая куртка.

— Что такое, что тут такое? — заговорил он грубым французским языком, крайне недружелюбно оглядев Гирли и Орленева и дернув за плечо плачущую девушку.

Она, как кошка, скользнула ему под руку и исчезла внутри балагана.

«Негр» подпер руки в боки и уставился пред собой, как бы спрашивая, что от него хотят, и по-русски попытался проговорить:

— Кто вам нужен?

Гирли стал объяснять ему, что они, заинтересовавшись его представлением, пришли узнать, нельзя ли поглядеть льва поближе, и что они готовы заплатить ему за это. При этом он вынул серебряный рубль и сунул его в руку человека.

Это сейчас же изменило все. «Негр» из грубого сейчас же сделался вежливым и отрекомендовался, что его зовут Пьер-Баптист Сулье. Он объяснил, что он — родом француз, но бывал во многих странах и вообще артист, а льва видеть пред представлением нельзя, потому что это его может раздражить, но если они пожалуют по окончании зрелища, то он им с удовольствием покажет зверя. Если его раздражить, то мадемуазель Шарлотта не может войти ко льву, и тогда останется неисполненным один из самых интересных номеров программы.

— А кто эта мадемуазель Шарлотта? — спросил Гирли.

— Артистка моей труппы!

— Я знаю это; но откуда она попала к вам?

— Вероятно, вы сейчас спрашивали ее об этом?

— Нет, я спросил ее только про медальон…

— А! — ответил Сулье. — Это важно; ведь это — ее талисман.

— Как талисман?

— Да. Без него она ни за что не войдет в клетку. Мало того, она даже ни за что не покажет его никому. Попробуйте-ка попросить ее показать, что внутри медальона!

— Мы именно это и спросили у нее.

— Ну вот! Она даже и мне, да и никому на свете не дает его в руки, а не только не показывает, что в нем. Странная и упрямая девчонка! Но я знаю ее упрямство и потому должен подчиниться. Она прямо заявила мне, что, если только я или кто-нибудь другой узнает, что у нее в медальоне, она больше ни за что не решится войти к зверю. И не пойдет!

— Ну так она теперь, значит, больше не пойдет уже! — проговорил Гирли.

— Как не пойдет? Отчего? Вы насильно взяли у нее ее медальон? Оттого она и плакала? — вдруг, побагровев почти, крикнул Сулье. — Но ведь это насилие!

— Насилие мы не позволяли себе, — строго и внушительно проговорил Гирли. — Но с сегодняшнего дня Шарлотта не будет входить в клетку со львом.

В двери за спиной хозяина показалась головка девушки. Очевидно, она стояла за дверью тут же и слышала весь разговор.

— Господин прав, — медленно произнесла она, не без труда выговаривая по-французски, — я больше к зверю не могу идти. Мой талисман раскрыт.

Сулье вдруг забыл о рубле, полученном им, и снова вспыхнул. Очевидно дело шло для него уже не о пустяках, а о целом состоянии, или, по крайней мере, о верном источнике дохода.