Арии - Дмитрий Колосов Страница 41

Итак, низшей единицей «брахманистской хронологии» считалась юга, то есть «век». Юги неравнозначны.

Первая из юг, критаюга, длится четыре тысячи лет плюс по четыреста лет рассвета и сумерек; это совершенный, Золотой век, характеризуемый полнотой благ, счастьем, совершенством, соблюдением справедливости-дхармы; это изначальный рай, когда человек пребывал в полной гармонии с природой и самим собой.

За критаюгой следует третаюга, длящаяся с рассветом и сумерками 3600 лет, – три четверти совершенства. Справедливость-дхарма убывает на четверть, появляются труд, страдание и смерть.

Третаюге наследует длящаяся 2400 лет двапараюга, для которой характерны две четверти дхармы, пороки и несчастья, сокращение человеческой жизни.

Ну и самое ужасное время – калиюга, эпоха богини Кали, длящаяся 1200 лет, – темный век всего лишь с четвертью дхармы, распрями, раздорами, гибелью добродетелей, вырождением.

Нетрудно высчитать, что полный цикл – четыре юги – состоит из 12 тысяч лет. Это есть махаюга, или сутки Брахмы. Но как сопоставить с этими числами тот факт, что калиюга, как утверждают индуисты, наступила 18 февраля 3102 года до н. э.? Неужели мы живем в новой критаюге? Что-то не похоже!

Индуисты блестяще вышли из тупика, объявив, что юги надо рассчитывать в божественных годах, каждый из которых равен 360 обычным. Таким образом, сутки Брахмы возрастают до 4 320 000 лет, а мы тут же оказываемся в проклятущей калиюге!

Каждые божественные сутки завершаются пралаей (растворением), которая выражается в том, что анала, огонь из океана, дыхание беспощадного Шивы, вырывается на поверхность и пожирает Вселенную. А предвестником огня выступает ужасный и прекрасный Калки, жезлом дхармы воздающий по заслугам каждому человеку и животной твари. Калки, олицетворение времени, подводит итог эпохе Кали, также олицетворяющей время, а затем вселенский огонь испепеляет сущее, очищая пространство для новых миров.

И наступает ночь Брахмы, когда существует один Вишну, в коем заключено непроявленное бытие. В назначенный миг блеснет искра, из пупа Вишну появится лотос, из которого выйдет сияющий четырехликий Брахма, который и приступит к творению нового мира. Абсолютный субъект, выраженный Тримурти – проявленным в Брахме Вишну и покуда бездейственным, но копящим свою грозную силу Шивой, – приступает к сотворению объекта, то есть бытия. Затем в действие вступают энергии раджас и тамас, первая – сильна, вторая – едва намечена. Раджас раскручивает бытие по центробежной спирали (правритти), по мере истощения раджаса возрастает доля тамаса, несущего тьму. Когда тьма одолевает свет, начинается нивритти – сворачивание спирали. Развертывание и сворачивание спирали есть сансара – поток жизни. Когда спираль свертывается окончательно, происходит пралая, и мир прекращает свое существование. Но тут же начинается отсчет новых божественных суток. Так за днем идет новая ночь, и новый день, и новая ночь… Но сутки – лишь вторая ступень исчисления времени. Далее следует настоящая головоломка чисел. Тысяча махаюг составляют кальпу – день Брахмы. В конце дня Брахмы наступает махапралая – Великое растворение. Мир возвращается к пракрити, изначальной неоформленной субстанции.

Но и махапралая еще не конец существования. За ней следует великая ночь Брахмы из тысячи махаюг. 360 дней и ночей составляют год Брахмы – отрезок времени, с трудом воспринимаемый обыденным сознанием – 3 110 400 000 000 лет. Это по меньшей мере в сто раз дольше гипотетического времени существования Вселенной. Но и на этом счет времени еще не окончен, ведь Брахма живет – естественно! – не один год, а божественные сто лет. Получаемая цифра – 311 040 000 000 000 – наконец-то конечная, знаменующая полное и бесповоротное завершение времени. Со смертью Брахмы души, прежде в конце каждого космического дня возвращавшиеся в тело Брахмы, поглощаются мировым духом, карма уничтожается, а Вселенная возвращается к непознаваемому мировому духу и ждет нового создателя.

И как, скажите, после такой неистовой свистопляски цифр, непостижимых конкретно, относиться ко времени? По меньшей мере, с пиететом, по максимуму – с ужасом. Индийцы относились ко времени по максимуму. Время-Кала – божество пугающее. Именно божество, неотвратимое более всех прочих, даже богов Тримурти.

Все творит и (все) разрушает Кала, иной нет причиныГибели, разрушения, владычества, счастья-несчастья, существования-несуществованья.Непрестанно вращается Кала; не спасется им обреченный на гибель;Незаблуждающийся среди заблудших, Кала бодрствует среди воплощенных.Даже стараясь, далекого его никто не может предвидеть.Он – древний, вечный Закон (Дхарма), равно похищающий все живое…Жизнь живущего в мире Кала, придя, уносит;Возвышенье, паденье, бытие, небытие – все это – Кала.Махабхарата

Кала представлялся тысячеглазым нестареющим конем с семью поводьями, везущим тяжелый воз. Порой он представал Шивой – Кала нилакантой, огнем как символом всеуничтожающего времени, порой Вишну или Кришной. А еще индуисты отождествляли время с богиней Кали, самым ужасающим творением человеческой фантазии. Не исключено, что отзвук имени времени – Кала – присутствует в имени Калки, прекрасного всадника индийского Апокалипсиса.

В отличие от восточных собратьев арии нашли в себе силы и мудрость преодолеть сладкую пагубу циклизма и не жонглировать умопомрачительными числами.

Наряду с Моисеем и его преемниками Заратустра был первым, кто воспринял время линейным. Он решительно разрушил идею цикличности, подводившую человека к надежде на бессмертие через вечное возрождение. Человек, распутав клубок циклического времени в прямую истории, определял будущее.

Неведомо в точности, какой выглядела космогония в изложении Заратустры, – в Авесте сохранились лишь наброски космогонической концепции. Куда более обстоятельные космогонии дошли до нас в зерванистской и пехлевийской версиях. По прошествии многих столетий от первоисточника они не отображают в полной мере представления о становлении мира самого Заратустры, но в целом выдерживают его идею начала и завершения, что разорвало круг, сделав время линейным.

Итак, изначально существовало бесконечное время… В начале было время, суть коего неопределима. Время – то ли категория, то ли бог. Скорее, это все же была категория, ибо высшее у Заратустры в целом имеет склонность быть категорией, очерчивающей ту или иную грань бытия, нежели богом. Зерван Акарана – бесконечное время. Только вдумайтесь, в какой сумасшедший полет нужно было отправить мысль, чтобы осознать бесконечность времени! Чтобы от собственного секундного и вечного бытия перейти к осознанию того, что невозможно осознать; чтобы представить дышащую полынью степь с табунами вороных лошадей и перемалывающих жвачку быков бесконечным космосом с оспинами гаснущих звезд. Вдумайтесь!

Мириады изысканных фраз, самых сокровенных истин не смогут выразить даже блеклую тень того, что именуемо Зерван Акарана – Бесконечным Временем.

Изначально существовали Бесконечное Время и Пространство, разделенные надвое между Светом и Тьмой, Добром и Злом. Пространство не определено материей, бесформенно; оно проявляется лишь потенцией, выражающейся двуполюсно: Добро – Ахура-Мазда и Зло – Анхра-Манью. В один прекрасный миг у Ахура-Мазды возникает желание творения. Он прерывает бесконечную цепь времени строго определенным отрезком – Конечным Временем (Зерван Хвадата), протяженностью в двенадцать тысяч лет, что, к слову, ровнехонько день Брахмы. Линейность времени позволяет начать историю, то есть творение.