Украина - противостояние регионов - Александр Широкорад Страница 42

Кто же нашему герою «подгонял амуницию»? Может, слуга? Но тот был гражданским лицом. Господа офицеры заставили русских солдат подгонять амуницию «любителю гайдамаков».

Я не поленился и с карандашом прочел дневники Шевченко. И сразу вспомнил Гоголя — один деготь! Николай Васильевич уже умер, когда Шевченко начал писать дневник, но он уже по первым произведениям определил его истинную сущность.

Шевченко ненавидел всех русских, поляков, евреев, жителей Азии и т. д. Вот приходит весть о том, что он получит отставку, и можно ехать в Европейскую Россию. Запись в дневнике: «Сюда приезжают иногда астраханские флотские офицеры (крейсеры от рыбной экспедиции). Но это такие невежды и брехуны, что я, при всем моем желании, не могу до сих пор составить никакого понятия о волжском пароходстве. В статистических сведениях я не имею надобности, но мне хочется знать, как часто отходит пароход из Астрахани в Нижний Новгород и какая цена местам для пассажиров. Но, увы! При всем моем старании я узнал только, что места разные и цена разная, а пароходы из Астрахани в Нижний ходят очень часто. Не правда ли, точные сведения?»

Замечу, что «экспедицию» возглавлял академик К.М. Бэр. И вот злодей-академик набрал себе брехунов и таких дремучих невежд, что те даже не знают наизусть расписания движения пароходов!

А вот путешествие по Волге-матушке: «Дрянь, никуда не годный портовый город Астрахань». Далее поэт поясняет, что он потерял много времени, но не смог найти там копченой немецкой колбасы.

«Как начал открываться из-за горы город Чебоксары. Ничтожный, но картинный городок. Если не больше, так по крайней мере наполовину будет в нем домов и церквей. И все старинной московской архитектуры. Для кого и для чего они построены? Для чувашей? Нет, для православия. Главный узел московской старой внутренней политики — православие».

Отвратительны русские города, отвратительна и русская деревня: «В великороссийском человеке есть врожденная антипатия к зелени, к этой живой блестящей ризе улыбающейся матери-природы. Великороссийская деревня — это, как выразился Гоголь, наваленные кучи серых бревен с черными отверстиями вместо окон, вечная грязь, вечная зима! Нигде прутика зеленого не увидишь, а по сторонам непроходимые леса зеленеют. А деревня, как будто нарочно, вырубилась на большую дорогу из-под тени этого непроходимого сада, растянулась в два ряда около большой дороги, выстроила постоялые дворы, а на отлете часовню и кабачок, и ей больше ничего не нужно. Непонятная антипатия к прелестям природы (1857)».

Замечу, что Тараса Григорьевича капитан пассажирского парохода «Пожарский» поселил в своей большой каюте. «В капитанской каюте на полу увидел я измятый листок старого знакомца "Русского инвалида", поднял его и от нечего делать принялся читать фельетон. Там говорилось о китайских инсургентах и о том, какую речь произнес Гонг, предводитель инсургентов, перед штурмом Нанкина. Речь начинается так: "Бог идет с нами. Что же смогут против нас демоны? Мандарины эти — жирный убойный скот, годный только в жертву нашему небесному отцу, высочайшему владыке, единому истинному богу". Скоро ли во всеуслышание можно будет сказать про русских бояр то же самое?»

«Русские бояре» кормили и поили Шевченко с юных лет, они выкупили его из крепостной неволи, в укрепление Новопетровское шел нескончаемый поток денежных переводов, посылок с книгами и ширпотребом. По возвращении из ссылки Тараса Григорьевича везде встречали хлебом-солью, кормили-поили. Читая дневник Шевченко, создается впечатление, что, путешествуя по Волге, он никогда ни за что не платил.

Замечу, что дневник, который поэт вел для себя лично, написан на русском языке и лишь изредка сбивается на суржик. Дневник написан на уровне приказчика 60-х годов XIX века или по крайней мере провинциального барина, но никак не похож на путевые заметки маститого писателя.

На каком же другом языке, кроме русского, писал Шевченко? Частично на это отвечает ультранационалист канадско-подданный Орест Субтельный: «Язык Шевченко — это смелый синтез речевого потенциала украинских диалектов, сельского и городского просторечия, словаря и форм церковнославянского языка» [102].

Если перевести Субтельного на простой русский язык, то Тарас Григорьевич собрал до кучи несколько малороссийских диалектов (вариантов суржика) и добавил элементы церковнославянского языка, то есть Шевченко попытался создать новый язык, на котором никто не говорил ни на селе, ни в городе.

Следует заметить, что Тарасу Григорьевичу приходили в голову и более экзотические затеи. Так, хороший знаковый Шевченко Иван Тургенев вспоминал, как «однажды Тарас дошел до идеи смешанного русско-украинского эсперанто: "Во время своего пребывания в Петербурге он додумался до того, что не шутя стал носиться с мыслью создать нечто новое, небывалое, ему одному возможное, а именно: поэму на таком языке, который был бы одинаково понятен русскому и малороссу; он даже принялся за эту поэму и читал мне ее начало. Нечего говорить, что попытка Шевченко не удалась, и именно эти стихи его вышли самые слабые и вялые из всех написанных им, — бесцветное подражание Пушкину"» [103].

Сейчас самостийники подвергают цензуре самого Шевченко. Ну а что делать? Вот, в поэме «Гайдамаки» он пишет:

Розбрелись конфедерати,

По Польщi, Волинi,

По Литвi, по Молдованах

I по Украïнi.

Украина здесь — Поднепровье, а Волынь — не Украина. В своем дневнике Шевченко употребляет термин «Украина» всего три раза, термин «Малороссия» встречается девять раз. Даже в своих письмах, притом написанных помалорусски и адресованных малороссам (например, Бодянскому), поэт употребляет термин «Малороссия».

Поэтов и художников, как правило, оценивают по качеству их произведений. Но бывают и исключения, когда самые посредственные произведения становятся «агиткой» и используются для разжигания политических страстей. Дабы не обижать украинцев, приведу пример из российской политики. В 60-х — 70-х годах XIX века это «Что делать?» Чернышевского, творчество Степняка-Кравчинского; в 30-х — 40-х годах XX века — труды Фурманова, Фадеева; сейчас — «Котлован» Платонова, труды Солженицына.

Такие труды цитируются на митингах, в погромных листовках, их заставляют учить школьников. Но спросите бедных школяров, что они думают о всех вышеперечисленных авторах?

Русских писателей Пушкина, Толстого и Чехова, равно как и малоросса Гоголя, люди читали и будут читать всегда — вечером перед сном, на даче под вишнями, на палубе туристического теплохода, а этих...

Пушкин дал прекрасный монолог Гришки Самозванца:

...ни король, ни папа, ни вельмож

Не думают о правде слов моих.

Димитрий я иль нет — что им за дело?

Но я предлог раздоров и войны.

Перефразируя поэта, скажу, что самостийники и русофобы всех стран не думают ни о правде слов Тараса Григорьевича, ни о художественной ценности его творений. Он лишь предлог раздоров и войны.